Array Array - Русская жизнь 29.02.08 Писатели

«Хрусталев, машину!» был германовским прощанием с гармонией и твердью: в его мире слякоть накрыла личность с головой, и в этом зримо осознанном, артикулированном самим названием отвращении к родине он снова превзошел, опередил матерых соотечественников. Через считанные после «Хрусталева» годы книжное меньшинство перестало любить Россию - саму по себе, без громоотводов царизма и большевизма, этот русский угрюмый океан, в котором Герман с самого начала прозревал грязь и дно, да только верил в его укротимость, упорядочиваемость смелыми и большими людьми.

А надорванный и ни во что уже не верящий последний гений Шукшин как-то буркнул: «Русских во всей стране осталось человек 400». И умер скоро, еще подсократив поголовье, германовскую надежу и опору. Оттого ему и не можется, и не доделывается его вязкая и многомудрая эпопея «Трудно быть богом», что он явно и очевидно предсказывает русским богам конец, а это вам не лобио кушать. И Михалкову с его славянофильством и симулированным почтением к человеческой пехоте признать такое слабо, он насекомых всю жизнь умел не замечать, а они вот уже, у твоего порога. Они и есть главная историческая сила дикой, волосом поросшей страны, они в демократический век и питают собою троны, Кремли и Смольные, они судят и изгоняют.

И Герман, титан, не справляющийся с материалом, избитый в кабаке каким-то пещерным брахицефалом, восхваляемый клакой за антикоммунизм, в котором сроду солистом не был, ибо занятие тупое и невыносимо пошлое, - переживает сегодня трагедию короля Лира, изгнанничество в своем доме, шарманочную тоскливую ворчбу да подпевки сочувствующих шутов.

Не Лира шекспировского, пустого и вздорного старца, поделом поплатившегося за слабость к дешевой лести, но идеи Лира, попранного прагматичным отечеством наивного владыки.

Своротив титанов, Россия триумфально воюет с умом, разжалует своих мыслителей и душеприказчиков при активном попустительстве программно трафящего черни Кремля.

Тут бы и отбросить коньки, задуть свечечку - да Смерть из любимой «Седьмой печати» разохотилась в шахматы играть - не берет умельца: рано.

Не все еще снято про комья земли, духарные оркестры, вешалки в общих коридорах и корявую русскую душу.

Взялся - ходи.

Один за всех

Апофеоз великого художника земли русской Ильи Кабакова

Андрей Ковалев

Есть художник, про которого можно говорить только с придыханием. Или - с неприкрытой ненавистью. Зовут его Илья Иосифович Кабаков.

Его есть за что ненавидеть - прежде всего, за то, что он единственный из наших художников сделал реальную карьеру на Западе. Это страшный грех, хотя, как известно, другие народы гордятся «своими» ребятами, которые выбились в люди. Еще Кабаков - основатель страшной мафии концептуалистов, ему приписываются демонические интриги, почти всевластие. Недавно один художник громко жаловался на то, что именно благодаря беспрецедентному давлению со стороны Кабакова он не получил высшей награды на важном международном смотре. И с национальной премией прогорел по той же причине. Якобы Кабаков позвонил в какие-то высшие сферы, и… Но я лично ни во что такое не верю, а если поверить в величие кабаковского интриганства, то придется признать: манипуляторы такого уровня следов не оставляют.

Другое обвинение - в том, что Кабаков - глава кровавой мафии концептуалистов, которые заняли все теплые места, и что «кабачки» никого никуда не пущают. Оно конечно, правда, московский концептуализм представляет собой весьма замкнутую и сплоченную внутри себя группировку. Но так уж все в этом мире устроено. Какая-то мафия в художественном мире побеждает и устанавливает правила игры. Если кто думает, что попартисты какие-нибудь не были мафией, то сильно заблуждается.

Несмотря на то, что я садился писать очередной киллерский текст про Кабакова, начну с того, что с этими правилами, то есть дефинициями современного искусства как такового, я в генеральной их части абсолютно согласен. Вопрос и в самом деле в одной только конкурентоспособности и адекватности. История русского послевоенного искусства дала довольно много вариантов различных художественных сект. Но ни одна из них так и не смогла предложить ничего сколько-нибудь реального и удобоваримого, зациклившись на своем эзотеризме, как то произошло, например, со школой Михаила Шварцмана. Его безграничная живописная метафизика имеет определенную ценность сама по себе, однако ни одного из его многочисленных учеников быстро припомнить нельзя.

С концептуалистами случилась прямо противоположная история - в результате осмысленной и последовательной деятельности под концептуалистическими знаменами были собраны лучшие силы нашего искусства. При этом в какой-то момент само это понятие в бытовой практике стало употребляться как синоним современного искусства вообще. Часто можно, например, прочесть в каком-нибудь таблоиде определение «концептуалист Олег Кулик». Ни к какому такому концептуализму Кулик, понятное дело, отношения не имеет, однако слово уже сказано. Значит, так оно и есть. Точно так же в 1910-х всякую девиацию описывали как «футуризм», а в шестидесятых - как «абстракционизм». Эти термины в результате фатально утратили свое стилевое значение и стали «зонтичными» - под них можно подверстать почти все, что угодно. В этом смысле нападки на концептуалистов носят двойственный характер: по большей части имеется в виду, что все современное искусство никакое не искусство, а чистая лабуда.

Но именно в этом и состоит национальное несчастье - строгая необходимость делиться на своих и чужих привела к тому, что во всем нашем послевоенном искусстве категорически отсутствует прелесть баталий между художественными группировками. Классический пример - на рубеже семидесятых и восьмидесятых молодые хулиганы, составившие группу «Мухомор», в принципе должны были бы начинать с того, что низвергать этих засушенных и тоскливых концептуалистов. Однако ситуация была такова, что возможности социального перфекционизма были строго ограничены, отчего вместо веселой драчки на виду у всего честного человечества получилось, что «мухоморы» оказались еще одним поколением концептуалистов. И тут виноват во всем, конечно, Илья Кабаков, который, не жалея никаких усилий, выискивал, обогревал и наставлял на путь истинный буйную поросль.

И вот уж настала пора перейти на личности. Полагаю, что людям девяностых сильно повезло. В 1988-м Кабаков безвозвратно нас покинул. И сообществу концептуалистов стало совсем уж не до учебно-воспитательной работы. Сама необходимость в расширении и укреплении рядов отпала. Напротив, случился «русский бум», то есть эпоха прямой конкуренции. Вот тут и начался славный беспредел, торжество вседозволенности.