mmmavro.org | День 56, Награда

Вот если бы она прямо приказала ему: "Купи мне цветов!"!.. О, да! Тогда бы Сафонов всё продал, всё, что у него есть, и на все деньги накупил бы ей цветов. И был бы самым счастливым человеком на свете. Но сам!.. Нет, это невозможно!

В общем, Аллочку он воспринимал фактически не как живого человека, земную женщину, реальную двадцатилетнюю девушку, а как какую-то олимпийскую богиню, холодную, непостижимую и недоступную. Которой можно разве что любоваться издали. Поклоняться ей. Тайно на неё молиться! И только.

А почему "тайно"? А потому что, если она узнает, то наверняка рассердится. Что какой-то жалкий смертный посмел!..

Всё это было до такой степени вопиюще глупо, что Сафонову и самому порой стыдно за себя становилось. Но это ровным счётом ничего не меняло. Логика тут была бессильна. Поделать с собой он всё равно ничего не мог. Он всё прекрасно понимал, сознавал, отдавал себе во всём отчёт!.. Но!..

Какой он законченный кретин и мудак!.. Что это полный тупик!.. Что ничего он так никогда не добьётся!.. Что ещё хоть сто лет ходи вокруг да около – ничего не изменится. Действовать надо! Действовать. Шаги какие-то предпринимать. Попытки. Обозначаться. Объясниться хоть, что ли, попытаться!.. Ну, пусть она его пошлёт! Прогонит! В конце-то концов. Всё лучше будет... Будет хоть какая-то определённость. Чем вот так вот!.. дурью маяться.

Всё это Сафонов прекрасно понимал. Но поделать с собой всё равно ничего не мог. Не мог – и всё. Это было прямо какое-то колдовство! Его словно любовным зельем опоили.

Чёрт бы всё подрал!!!

Сафонов быстро подошёл к столу, налил себе полный стакан водки и выпил его залпом не закусывая. Немногие невольные свидетели этого его подвига покосились на него с некоторой опаской, и чуть отодвинулись, но Сафонову было уже на всё плевать. Ему страстно захотелось хоть что-нибудь сделать, хоть чем-то привлечь наконец её внимание! Чтобы она ему хоть слово ласковое сказала! Хоть одно-единственное!! Узнать хоть, что он для неё человек, а не пустое место. Да чёрт все подери!!

Водка наконец ударила в голову. Сафонов почувствовал прилив храбрости и, чуть дыша от волнения, приблизился потихоньку почти вплотную к её группе. К кучке мудаков, которые вокруг неё тусовались. Ну, собственно, не вокруг неё. Там ещё и помимо Аллочки две-три девицы, вообще-то говоря, было, но Сафонов видел только ЕЁ. Остальные особи женского пола для него не существовали.

Разглагольствовал какой-то незнакомый Сафонову высокий худощавый парень с длинными вьющимися волосами и красивым, словно вдохновенным лицом. Поэта, блядь! Или воина-барда. Обычный мудозвон, в общем. Из тех, что дурам-бабам нравятся.

Сафонов презрительно скривился. Он прекрасно знал этот тип мужчин. Трус и полное ничтожество наверняка. Потенциальный альфонсик. И Аллочка ещё его слушает, этого урода!

Сафонов непроизвольно сжал кулаки. Вывести сейчас этого... воина в коридор, врезать разок по кумполу!.. "Упал – отжался!.. Ну?!!.. Не понял!?"

Все вокруг опять засмеялись. Сафонов невольно прислушался. Чего это этот шут гороховый такое уж развесёлое им там на уши вешает?

– Да, да, я не шучу! – парень чуть повысил голос, требуя внимания.

Все сразу же притихли и замолчали и снова на него с любопытством уставились, ловя каждое его слово и ожидая, что же он ещё им сейчас расскажет? Чувствовалось, что парень привык быть душой общества, и ему это нравилось.

Сафонов ощутил нарастающее раздражение. Если бы не Аллочка!.. На остальных ему было насрать. Впрочем, если бы не Аллочка, он бы здесь вообще не торчал, в компании этих дебилов!

– Садились на подоконник, свесив ноги на улицу, и выпивали из горлышка бутылку шампанского за здоровье своих дам. Это даже у кого-то из классиков описано. У Толстого, кажется, в "Войне и мире". Долохов, кажется, или Курагин?..

– И что, это только гусары так развлекались? – с интересом спросила какая-то девушка.

– Ну, уж не знаю! – засмеялся парень. – Я читал про гусаров. Может, и ещё кто. Кавалергарды какие-нибудь...

– Да-а... – задумчиво протянула Аллочка и вдруг в упор взглянула прямо на стоящего в двух шагах от неё Сафонова. – Сейчас гусаров нет...

– А вот интересно? – Сафонов внезапно обнаружил с изумлением, что это, оказывается, он говорит! Вернее, его язык, словно независимо совершенно от него самого, всё это произносит. – А награда какая-нибудь гусару за это полагалась? Ну, от дамы сердца, за здоровье которой он шампанское пил! – после секундной паузы пояснил он, видя, что окружающие его поначалу не совсем поняли.

Все захохотали. "Браво!.. Браво!.. Да наверняка!.." – раздались кругом крики.

– Не знаю! – суховато ответил парень и с неудовольствием покосился на своего неожиданного конкурента. – Про награду там ничего не было сказано.

Но все уже были на стороне Сафонова.

"Конечно, полагается!.. А как же!.. Награда!.. Награда!.." Полупьяные девицы радостно визжали и хлопали в ладоши.

Но Сафонов смотрел только на Аллочку. Смотрел и не отводил глаза. Он переживал мгновения какого-то высшего, неземного блаженства. Как язычник, воочию узревший своё живое божество. Он общается с богиней! Она смотрит на него!.. разговаривает с ним!..

– Да... – медленно сказала Аллочка, всё так же глядя в упор на Сафонова. – Я тоже думаю, что награда полагается... – губы её тронула лёгкая усмешка. – Это было бы справедливо.

– Ну, что ж,.. – тоже усмехнулся Сафонов, посмотрел по сторонам и громко добавил:

– Тогда остаётся только найти шампанское!

Все вдруг замолчали. Сначала вокруг них с Аллочкой, а потом и все остальные. Гомон стих. Танцующие пары замерли. Все смотрели только на Сафонова. В комнате внезапно воцарилась мёртвая тишина. Даже музыку кто-то выключил.

Сафонов почувствовал, что кто-то сунул ему тяжёлую бутылку. Он мельком взглянул на неё, небрежно взвешивая в руке, и шагнул к окну. Прежде чем кто-либо успел остановить его или вообще что-нибудь понять, он уже сидел на подоконнике, свесив ноги на улицу. Какая-то девица рядом истерически взвизгнула и сразу же затихла, неестественно широко раскрыв глаза и зажав рот руками. Все вокруг словно оцепенели и боялись даже пошевелиться. Слышно было, как где-то в глубине квартиры бьётся о стекло и недовольно гудит муха.

Далеко внизу чернел асфальт. Подоконник был ровный, скользкий, и Сафонову казалось, что ноги перетягивают его вниз, и он постепенно сползает в бездну. Девятый этаж! Люди внизу, на улице, были совсем маленькие, словно игрушечные.

Осторожно, стараясь не делать резких движений и не смотреть вниз, он принялся аккуратно откручивать проволоку на горлышке. Готово!

Если пробка сейчас хлопнет, я, наверное, свалюсь, – почему-то пришло ему в голову, и он затаил дыхание и облился холодным потом.