Грозовой сумрак

- Это… своего рода напоминание, - выдавила я, отведя взгляд и тупо уставившись на воротник светло-серой рубашки Рея.

- Напоминание о чем, дорогая? Или мне стоит спросить «О ком?» Мне только кажется или ты в самом деле слишком часто зовешь своего знакомого? - Голос фаэриэ упал до шепота, почти интимного, оглаживающего щеку словно меховой рукавичкой. Невольно вспомнилось ощущение жесткой волчьей шкуры под пальцами, мех с которой скатился как вода, обнажив крепкую мужскую грудь, под которой глухо, часто билось сердце.

- Какая тебе разница, кого я вспоминаю и о ком думаю?

- Неправильный ответ, Фиорэ.

Рей встряхнул меня, развернул и почти ткнул лицом в неподвижно застывший в каменной кладке нож. Я зажмурилась, боясь даже отвернуться, чтобы широкое светлое лезвие не коснулось моей щеки.

- Видишь ли, я не просто так интересуюсь. Мне не нравится, когда слишком часто призывают зимнюю стужу и волчий вой, не отдавая себе отчет в том, что на зов рано или поздно являются. И мне очень хочется знать, кто явится на твой зов в окружении снега и холода.

Фаэриэ почти прижался губами к моей щеке, тонкие, легкие пряди волос защекотали шею и оголившееся плечо.

- Скажи, маленькая ши-дани. Я не хочу делать тебе больно. Но сделаю, если будет необходимо.

Я разлепила пересохшие губы, кашлянула. Назвала не имя - прозвище.

- Король Самайна.

Рей весело улыбнулся, отодвинулся, позволяя мне отдалиться от пышущего кузнечным жаром и морозным холодом светлого лезвия. Запустил пальцы мне в волосы, прихватывая их у корней и заставляя меня запрокинуть голову и смотреть ему в глаза.

- Даже так… Ты совсем не проста, Фиорэ, раз он позволяет тебе звать себя и готов явиться на твой зов. Ты знаешь, что ему надо? И что тогда на самом деле погнало тебя наружу?

- По-моему, это уже совершенно не твое дело. - Я уперлась ладонью в его грудь, чувствуя, как неровно, торопливо бьется его сердце - то затихает, становясь спокойным, размеренным, то глухо колотится, как кузнечный молот. - Королю Самайна не дотянуться до меня из Холма. Он может сколько угодно пробираться в мои сны, но найти меня он сумеет, только если я скажу, где нахожусь и куда направляюсь. Так что можешь не беспокоиться о том, что он вынырнет у тебя из-за спины. Ему древо королей вряд ли пожертвует еще один дар, а без него он почти бессилен. Он улыбнулся еще шире:

- Фиорэ… Ты всегда недооцениваешь мужчин, находящихся рядом с тобой? Ты не сможешь сказать даже, на что я способен… Но пытаешься предположить, о чем я беспокоюсь и на что на самом деле способен король Самайна… - Рейалл провел подушечкой большого пальца по моим губам, пощекотал подбородок. - Сейчас мы в одной лодке, маленькая ши-дани, и потому знать, что на самом деле тебя гонит, - это мое дело.

Я задумалась. А почему бы нет?

- Недавно я имела глупость вручить в руки одному смертному волшебный Рог, дар Холма королю Самайна. Этот Рог обращает волю играющего на нем в силу, противостоять которой не могут ни Сумерки, ни ши-дани, ни люди, но этот артефакт запросит с Кармайкла такую цену, которую он не сможет уплатить и остаться в живых.

Мой зеленоглазый маг, мое солнечное золото, человек, принесший жаркое тепло в прохладную осень… Как я могу допустить, чтобы ты отдал себя в жертву своему великодушию, своему стремлению спасти всех и вся, чтобы ты погиб только для того, чтобы Габриэль стряхнул с себя печать договора с Холмом?

- Я не предупредила об опасности… он не знает, что за оружие оказалось у него в руках, и не узнает, пока не будет слишком поздно… А я не хочу, чтобы он погиб только потому, что король Самайна не желает на себе нести бремя договора!

- Значит, он нравится тебе… - Голос фаэриэ стал тихим и каким-то… обычным, человеческим. Просто голос уставшего мужчины, человека. - А еще тебе не хочется быть игрушкой в чьих-то руках. Фиорэ, я понял, чего ты не хочешь. А чего ты хочешь… На самом деле?

- Вернуться домой, - не раздумывая ответила я. - Чтобы у беседки по-прежнему цвели пурпурные георгины, моя сестра пела песни, завернувшись в осеннюю шаль у ярко горящего огня. А Кармайкл…

Я запнулась, замолчала. Отвела взгляд.

Пальцы Рейалла выпустили мои волосы, рука бессильно-ласково соскользнула по моей спине.

- Что есть любовь, Фиорэ? - спросил он еле слышно, медленно наклоняясь и едва ощутимо мазнув губами по моему виску. Я промолчала, не зная, что ответить.

Как объяснить, как измерить то, что плохо поддается описанию и измерению? Люди любят странно, по-своему, то щедро выплескивая чувства, вкладывая всю душу и сердце, создавая что-то прекрасное, новое, неповторимое - и в то же время могут держать все в себе, разрушать все вокруг, доставляя объекту этой странной любви боль и страдания.

А ши- дани?

Как можно объяснить то ощущение, которое возникает в момент, когда двое становятся одним целым? Когда посреди зимы распускаются нежные колокольчики и лилии, снежная корона украшает березовые косы жарким летом, а неистовый бег под холодным, бесконечно-высоким ночным небом превращается в полет на крыльях ветра в объятиях вьюги?

Когда вдребезги разлетается аметистовая клетка, и в этом звоне рождается новый мир, молодой, волшебный, пронизанный волей, эмоциями, смеющийся раскатами грома, украшающий себя разноцветием осени, прошивающий сиреневые небеса ослепительно-белыми стрелами молний…

- Не могу… объяснить. - Я прикрыла глаза, силясь оформить каскад ощущений и образов в мысли, в слова. - Это целый мир, в котором ты - это все: и небо, и земля, и растения… и все живое. Мир, в котором может быть свободен даже тот, для кого само появление на свет стало залогом несвободы… Слишком мало слов… я не могу сказать точнее…

- И не надо точнее. Я понял и так.

Совсем неделикатное, громкое покашливание нарушило наше уединение, вдребезги раскололо тишину безлюдного переулка. Я вздрогнула, обернулась, глядя на неряшливо, неопрятно одетых людей, приближающихся к нам вальяжным прогулочным шагом. Двое, идут спокойно, ничего не боятся. Да и чего бояться-то, если переулок глухой, как подземелье, даже если кричать - никто не услышит, ведь стены домов толстые, хорошо сложены, на совесть, а на оживленной торговой улице все перекрывает городской шум.

- Не обессудьте, голубки, что помешали, но, сами понимаете, голод не тетка. Поделитесь со страждущими богатством - и нам приятно будет, и у вас здоровья не убавится. - Человек демонстративно вытащил короткий меч из ножен, осмотрел со всех сторон тусклое широкое лезвие и улыбнулся мне щербатой улыбкой: - Что смотришь так, красотка, будто не понимаешь, о чем говорю? Впрочем, с тебя я не деньгами взять могу, а лаской. Дешево отделаешься, особенно если язычок за зубами придержишь.