Марианна Басина - Жизнь Достоевского. Сквозь сумрак белых ночей

Федору впервые в жизни предстояло совершить столь длительное путешествие. До десяти лет он из родной Москвы никуда не выезжал. Когда же ему исполнилось десять, отец его — штаб-лекарь Михаил Андреевич Достоевский — купил в Тульской губернии маленькую деревеньку. С той поры мир, окружавший Федора, несколько расширился — начали ездить весной в Даровое.

Мальчик любил эти поездки, ждал их с нетерпением. Дорогу проделывали за два дня в собственной поместительной, как дом, кибитке, которую приобрели у купцов, возивших в ней товары на ярмарку — «к Макарью». И на своих лошадях. За кучера брали мужика Семена Широких, считавшегося лучшим «наездником», знатоком и любителем лошадей.

Эти поездки приводили Федора в восторженное состояние. С разрешения папеньки он устраивался рядом с Семеном и с высоты облучка жадно и неотрывно глядел на дорогу, на новые места, приветно открывавшиеся взору. На каждой остановке спрыгивал, чтобы обежать окрестности. И на его бледном веснушчатом лице от радостного волнения проступали пятна румянца.

Так бывало в детстве. А теперь? Хотелось ли ему отправиться в Петербург? Хотелось. Они с братом Михаилом рвались к новой жизни, несмотря на то, что карьера военных инженеров, которую избрал для них папенька, мало что говорила их уму и сердцу. Михаил сочинял стихи, Федор пробовал писать прозой. Но отец считал «бумагомарание» занятием пустым и неверным; иное дело — военный инженер. И все же юношей манил Петербург. Со смертью маменьки семейственная жизнь утратила для Федора всякую привлекательность. Дом их осиротел, опустел, и вскоре — так складывались обстоятельства — его все равно предстояло покинуть. Семья другого лекаря поселится в их тесной квартире во флигеле Мариинской больницы, другие дети будут спать в темной, отгороженной от передней комнате, где спали они с Мишей, с тех пор как помнят себя.

После недавней смерти маменьки папенька чуть ума не решился. Няня Алена Фроловна шепнула, что отец нехорош: разговаривает, как с живой, с покойницей Марией Федоровной, долго ли до беды…

Михаил Андреевич действительно оказался на грани безумия. Он и при жизни жены часто хандрил, пребывал в угрюмом и раздражительном расположении духа, а ныне, оставшись один с семью детьми, из которых младшей, Сашеньке, едва минуло полтора года, совсем потерялся.

Он не роптал, лишь вопрошал мучительно: «Каюсь, Господи, — грешен. От тебя не таюсь. Не однажды одолеваем был бесом сребролюбия и гордыни. Но дети, ангельские души, невинные младенцы… За что они лишены попечительнейшей из матерей?»

Только теперь в полной мере осознал Михаил Андреевич, чем была для него покойная жена, что он потерял со смертью ее. Добрая, жизнерадостная, общительная, Мария Федоровна одна в целом свете горячо любила своего угрюмого мужа, ценя то хорошее, что открывалось ей в нем. Жилось с ним нелегко, но она жалела его, старалась успокоить, ободрить, отвратить от вечно мучивших его подозрений и предчувствий. «Да скажи мне, душа моя, — писала она Михаилу Андреевичу из деревни, — что у тебя за тоска такая, что такие за размышления грустные и что тебя мучает, друг мой. У меня сердце замирает, когда воображу тебя в таком грустном расположении. Умоляю тебя, ангел мой, божество мое, береги себя для любви моей, вспомни, что я хотя и в разлуке с тобою, но боготворю, люблю тебя, единственного моего друга, более моей жизни. Дети нас любят и мы счастливы ими, чего же нам больше — богатства? Да составит ли оно наше счастье? Друг мой, умоляю тебя, отбрось все печальные думы…»

И вот ее не стало. Как тут было не впасть в совершенное отчаяние? А надо было жить, устраивать дела, заботиться о детях. Кое-как переломив себя, Михаил Андреевич решил выйти в отставку, уехать в деревню, взяв с собой маленьких. Шестнадцатилетнего Михаила и пятнадцатилетнего Федора отвезет он в Петербург в Главное инженерное училище. Андрюшу и Верочку отдаст в пансион. Старшую, Вареньку, звала жить к себе бездетная сестра Марии Федоровны — Александра Федоровна, жена именитого московского купца и коммерции советника Куманина.

Весною 1837 года подал Михаил Андреевич на имя государя прошение об отставке. Хоть был и не стар еще — сорок восемь лет, — здоровьем пошатнулся, да и не мог теперь оставаться в тех стенах, где все напоминало ему покойную Машеньку. Прося об отставке, он ссылался на «ревматические припадки» и «крайнюю слабость зрения». «Изложенные припадки, особенно зрение мое, — писал Михаил Андреевич, — от постигшего меня удара, смертию жены моей, становится со дня на день худшим до того, что и с помощью стекол затрудняюсь в чтении и письме, а следовательно, нахожусь в невозможности продолжать впредь с должным рачением службу».

Постараться определить старших сыновей в петербургское Главное инженерное училище было решено еще при жизни Марии Федоровны. Лекарской карьеры отец для сыновей не желал, на себе испытав, что сия карьера значит.

Не на то он надеялся, когда пятнадцатилетним юношей самовольно бросил Подольскую семинарию, родной дом, семью, не захотел, как отец, стать священником и отправился пешком в далекую Москву. Сам определился в Московскую медико-хирургическую академию. Учился со старанием, терпя всяческие недостатки, будучи один как перст, без родных и друзей. Во время французской кампании, по надобности во врачах, командировали его в московский Головинский госпиталь для пользования больных и раненых. Там по локоть в крови — резал, резал. Потом Верейский уезд, где свирепствовала «повальная болезнь». Потом Бородинский пехотный полк.

Потом еще госпиталь. И, наконец, Мариинская больница для бедных на окраинной Божедомке, с незавидным жалованием шестьсот рублей в год. Если бы не практика, визиты к больным, хоть по миру иди с многочисленным семейством. Чины, ордена, деньги — для больничного начальства, а для них, простых смертных… «Новостей у нас нет никаких, император уехал, — писал Михаил Андреевич двумя годами раньше в деревню жене. — Он у нас был чрезвычайно доволен, императрица тоже, Рихтеру 2-й степени Станислава со звездою, а нам, разумеется, ничего. Оттого я тебе и не писал ничего, впрочем, это так всегда водилось и будет водиться, овцы пасутся, а пастух доит молоко, стрижет шерсть и получает барыш».