Виктор Улин - Хрустальная сосна

Наконец я понял, что стеснение достигает высшего предела, и через секунду напряжение спадет, оставив меня на берегу и без чувств.

- Отпус…ти… меня…- хрипло пробормотал я.

Мгновенно поняв, Виолетта расслабилась.

В тот же миг я ощутил толчки и понял, что уже пришли неподвластные конвульсии. Тыкаясь губами в поисках убежавших сосков, я лихорадочно схватил ее голые ягодицы, стараясь еще крепче и еще глубже ее насадить, не дать пропасть даже тысячной доле. Я притискивал ее к себе, и волна хлынула внутрь, и я понял, что отдаю ей все, что давно уже никому не давал. Мучительно изливал ей себя и одновременно с судорожной, яростной страстью терзал ее соски, словно хотел выжать что-то взамен. Не помню, чтобы когда-нибудь в жизни мое тело так долго содрогалось в последней и сладкой муке. Мне казалось, я изверг из себя все, что было можно, заполнил ее до предела - но вершине не было конца…

Извергнув из себя все, я испытал странное, тоже незнакомое до сих пор чувство. Во время занятия сексом с Инной я всегда испытывал резкий уход желаний после пика. Получив каждый свое, мы поспешно разъединялись и молча, точно и не находились только что в объятиях, по очереди шли в душ.

Сейчас же, испытав все возможное, я не торопился покидать Виолетту. Мне не хотелось выходить из нее, отпускать со своих колен ее тяжелое, живое и невероятно желанное тело. Опустив глаза, я опять увидел ее белые бедра, стиснувшие меня плотным кольцом. Этого оказалось недостаточно; я должен был видеть еще, еще и еще, разглядеть ее всю. Не в силах удержаться, я приподнял край юбки и наконец открыл ее пушистое лоно. Не слишком, прочем, пушистое: между ног Виолетты темнел прозрачный треугольник редких волос, сквозь который просвечивали ее толстые складки, крепко охватившие мою усталую, но еще глубоко сидящую внутри нее плоть…

- Ну, Женя, ты даешь…- жарко дышала Виолетта. - Годовую порцию мне выдал, не иначе… Наверное, у меня сейчас из ушей польется… Как я встану теперь с тебя…

- А ты не вставай… не вставай… - так же шептал я, лаская ее огромные груди, чувствуя озноб от прикосновения к ее мягким пупырчатым соскам. - Оставайся на мне… Мне так хорошо с тобой…

- Мне тоже…

- А ты… Здорово меня сжала… Я и не знал, что так можно…

- Да, умела когда-то - тихо засмеялась она. - И, как ни странно, до сих пор не разучилась… А тебе понравилось?

- Дааа…

В ответ Виолетта опять быстро сдавила меня внутри. И я почувствовал, как вроде бы до дна исчерпавшее желание вновь твердеет во мне.

- Ой… Не буду больше, - прошептала Виолетта. - А то ты сейчас снова меня захочешь. А у нас времени нет…

- Ладно, давай просто так посидим…- пробормотал я, чувствуя головокружение. - Не могу… не хочу… Хочу побыть в тебе еще… Не помню, сколько мы сидели так, витая в полубредовом тумане. Я осторожно целовал ее податливые губы; время остановилось…

- Женя, давай вставать, - сказала пришедшая в себя Виолетта. - А то в самом деле кто-нибудь нас застукает…

Она ловко соскользнула, тут же плотно сдвинула ноги. Взяла откуда-то салфетку, тщательно и нежно обтерла меня, все еще не вышедшего из прострации. Потом принялась быстро одеваться.

- Ой… - она засмеялась. - Ты знаешь, из меня все льется…

- А ты что - думала, будет сыпаться? - засмеялся я в ответ.

Не выдержав, я вскочил со стула и принялся жадно трогать мелькающие среди одежды кусочки ее тела. Виолетта хихикала, как девчонка, не отвергая мои ласки. Наконец, полностью одетая, выпрямилась во весь рост. И я в последний раз погладил уже спрятанные, поразившие меня мягкие округлости…

- Ты знаешь, - сказал я. - Я ведь никогда в жизни не занимался сексом на работе.

- Представь себе, я тоже. - усмехнулась она и, взяв банку, пошла за водой для кофе.

Я сидел за шкафом, ожидая ее и глядя на стул, где несколько минут назад мы были едины во внезапном слиянии и мне уже не верилось в это. И в то же время я чувствовал, что происшедшее освободило и сдвинуло нечто внутри меня, и я готов к решительным действиям.

- Спасибо тебе, Вета, - сказал я после кофе. - А теперь хочу попросить тебя об одном одолжении.

- Для тебя - что угодно, - улыбнулась Виолетта.

- Возьми, пожалуйста, бумагу и напиши заявление об уходе от моего имени. Я тебе продиктую…

Начальник, не скрывая облегчения сразу поставил визу на моем заявлении.

Обычно уходившие делали отвальную - покупали торт или даже выпивку, устраивали чаепитие…

Мне не хотелось никого видеть, тем более проводить лишнюю минуту в этом, внезапно опостылевшем секторе. Я бросил все, не заглядывая даже в рабочий стол, где, кажется, лежали какие-то мои книги. Я в тот же день побывал у заведующего отделом, получил обходной лист и сдал пропуск.

Уходя вечером из НИИ, я знал, что никогда больше сюда не вернусь.

Новый год я встречал у родителей.

Впервые за несколько последних лет мама позвонила накануне и как-то необычно, без привычного напора позвала к себе - и неожиданно для себя я согласился. Сам не знаю, почему. Наверное, просто привык к новому году как семейному празднику, а в своем доме семьи у меня больше не было.

Это получился грустный и тягостный вечер. Я давно не видел родителей и был просто убит происшедшей в них переменой. Отец совершенно сдал. В течении вечера он непрерывно считал пульс и мерил давление, несколько раз ложился передохнуть. Черные мешки у него под глазами говорили, что сердце его на пределе. И мама изменилась; это была уже не прежняя моя, жесткая и непреклонная мама - а обычная старушка. Она как-то похудела и пожелтела, и стала совершенно неузнаваемой. Мягкой и суетливой, даже доброй. Если бы она была такой всегда - возможно, вся жизнь моя сложилась бы по-другому… Я смотрел и понимал, что осколок, задевший меня, кажется, отлетел в родителей. Я ничего не рассказывал им о своей жизни, тем более скрыл, что сейчас без работы. Но мама чувствовала мою потерянность и старалась мне во всем угодить - и это было так ужасно, что хотелось кричать. Хотелось вернуться назад; пусть бы она ругалась и воспитывала меня, как делала всю жизнь - но лишь бы все стало прежним, лишь бы не видеть их внезапно постаревшими и сдавшими на десятилетия вперед…

Чтоб меня побаловать, мама даже раздобыла шампанское - кажется, кто-то принес им в школу. Я пил его без удовольствия, ел тщательно приготовленные мамой салаты, но на душе было так горько, что я не чувствовал вкуса. Мне хотелось водки - как осенью на Катином дне рождения. Хотелось, как сделалось в последнее время привычкой, напиться до отключения реальности. Чтобы не видеть ничего и не ощущать себя…

Мы натужно посидели перед телевизором до полуночи и сразу после нового года пошли спать.