Ильясов Явдат - ЗАКЛИНАТЕЛЬ ЗМЕЙ

Он изумился: я это сделал или не я? Не может быть, чтобы я. Не похоже. Нет, все-таки я додумался до этого! Что же я такое?

Жаль, не было тут никого, кто мог бы заметить:

- Ты первый сделал это. Первый в мире! За 754 года до Николая Лобачевского. Чье открытие тоже, кстати, не получит при его жизни признания. Ты сделал первый шаг к открытию новых, совершенно иных геометрий.

***

...И Курбан, правда, еще не закончил свою работу, но уже завершал ее.

- Хватит!- сказал Омар удовлетворенно.- Золотые руки! Дай обниму, поцелую. Мы берем тебя на работу. Будешь прилежен - получишь учеников. Построим дом и женим, если будет на то соизволение божье. Может, со временем станешь большим человеком, руководителем работ.

- Балле, балле! - засуетились вокруг каменотеса.- Воистину, руки у него золотые.

Никто не заметил, даже визирь, что звездочет тоже не бездельничал это время, черкая что-то в своей тетрадке. Никто не подумал, что его чертеж, через многих других ученых, отразится когда-нибудь на судьбе сотен и сотен тысяч каменотесов. Да никто из них, находящихся здесь, и не смог бы понять, хоть убей, в чем суть его умствовании. Даже великий визирь. Хоть он и учен, и сам пишет книгу. Математика - дело темное. А болванка - она вещь понятная, зримая, веская.

- Где мы его устроим на ночлег? - задумался визирь.

- Я возьму к себе!- встрепенулся староста Бойре.- У нас в юрте просторно. Мы с дочкой вдвоем. Только... не знаю, 'чем угостить. Бедность...

- Добро,- согласно кивнул визирь. Это отвечало его замыслу.- Вот тебе динар. Накорми хорошенько.

"Хитер старик!- ухмыльнулся Омар.- Непременно спихнет умельцу свою беспутную дочь. Жених-дурак сам лезет в руки".

Шепнув кое-кому кое-что, визирь взял звездочета с собой и уехал.

- А ты парень не промах,- сказал Курбану староста, когда они пошли к подножью бугра, к войлочным юртам.- Самому визирю сумел угодить.

У Курбана вмиг ослабли ноги. Он с ходу сел на придорожный камень, сгорбился, опустил голову.

- Устал?- спросил старик сочувственно. Каменотес - равнодушно:

- Визирь... какой визирь?

- Он же разговаривал с тобой!

- Тот, который моложе?

- Нет, тот - царский звездочет; который старше.

- Почему же он... в простой одежде, без свиты... без охраны?

- Это у него бывает.

- Бывает?

- Он у нас чудаковат. Не любит торчать у всех на глазах. Всегда в сторонке. Бродит ночью, переодетый, по кабакам, раздает пьянчугам деньги.

- А-а...- Курбан прижал к себе локтем суму с теслом, ощущая его рукоять. Вот незадача. Знать бы... Он уже сегодня мог бы вернуться в рай.

Всю дорогу от Аламута до Хамадана, от Хамадана до Бушира, в повозке и на корабле, ему мерещились три райские девы: белая, желтая, черная. Хотелось рыдать от обиды! Только-только сподобился... и шагай куда-то. Он со скрипом зубовным подавлял в себе крик и стон. Что поделаешь? Надо шагать. Надо! Чтобы скорее вернуться назад, надо скорее идти вперед.

Он готов перерезать весь Исфахан, лишь бы вновь очутиться в объятиях юных гурий...

- Отдохнул? Вставай. Я зарежу в твою честь барана. Курбан сумрачно оглянулся, поискал глазами всадников далеко на дороге, ведущей к городу и рассмеялся, испытывая какой-то смутный разлад в душе. Вот оно как получается! В секте его хвалили за покорность. Хвалили за меткость. Хвалили за хитрость. Но никто никогда ни разу не похвалил за работу.

А сколько камней он перетесал за десять лет! Хватило бы на весь Звездный храм...

- Не очень-то жарко с ним обнимайся,- сказал визирь звездочету по дороге домой.- Если не хочешь получить удар ножом в живот. Это исмаилит.

- Ну, и что?- пробормотал Омар, весь ушедший в свои параллельные.

- Как что? Это смертник, понимаешь?

- Не понимаю.

- Убийца-хашишин!

Омар пожал плечами.

- Федаи - обреченный!

- Ну, и что? Я сам обреченный. Мы все обреченные.

- Экий ты... не сообразительный. Человек Хасана Сабаха!

- Разве?- удивился Омар.- Не похож. Такой-то мастер. Мы сами видели, своими глазами.

- Э! Он может, если захочет, прикинуться кем угодно. Святым старичком. Монахом бродячим. И даже невинной девицей. Он пришел убить кого-то из нас. Может, султана, может, меня или тебя.

- Меня-то за что убивать?- отмахнулся Омар.

- Не всегда убивают тех, кого давно бы надо убить.

Но Омару сейчас не до Хасана Сабаха со всей оравой его безумных подручных. Какое имеют они отношение к старику Эвклиду? Омар благодарен Курбану, будь он хоть джинн, за наитие, волшебное озарение, которое сошло на него, когда математик наблюдал за работой каменотеса. Омар спешит в свою келью занести на бумагу решение пятого постулата.

Так родилось "Толкование трудностей во введениях к Эвклиду", одно из наиболее ценных произведений Омара Хайяма.

Но Омар не ограничился в этом трактате лишь доказательством пятого постулата. Во второй и третьей книге "Толкования" он разработал свое знаменитое учение о числах, противопоставив его античному. Отношение у него выступает как число - либо в старом, собственном, смысле, как целое, либо в новом, несобственном, как нецелое - дробное, не соизмеримое с единицей. Составление отношений не отличается более от умножения чисел, одинаковость отношений - от их равенства, отношения пригодны для измерения любых изучаемых величин.

Он положил начало перевороту в учении о числах, уничтожив существенную грань, отделявшую иррациональные величины от числа:

"Знай, что мы включили в этот трактат, в особенности в две его последние книги, вопросы весьма сложные, но мы сказали все, что к ним относится, согласно нашей цели. Поэтому, если тот, кто будет размышлять над ними и исследовать их, займется затем ими сам, основываясь на этих предпосьшках... он приобретет знание с точки зрения разума".

Знание. С точки зрения разума. Именно разума! Как его не хватает человечеству.

Через "Изложение Эвклида" Ат-Туси, изданное в Риме в 1594 году, теория отношений Хайяма и его учение о числах попадут в Европу. Но это будет еще не скоро. Это будет через пять столетий.

***

...Прекрасной Зубейде, жене багдадского халифа Харуна ал-Рашида, одно платье из узорчатого шелка обошлось в пятьдесят тысяч динаров. Одно из сотен. На путешествие в Мекку и дары мечетям и служителям при них она истратила три миллиона. Дворец Зубейды был весь обставлен золотой и серебряной утварью, туфли усыпаны драгоценными каменьями. Она терпеть не могла обычных свечей,- ей делали их из амбры, источающей благоухание.

У вдовы по имени Разия, жившей в том же Багдаде, не было дворца, не было слуг и рабынь. И даже простых свечей у нее не водилось, худая коптилка и та не мигала в ее убогой хижине. Потому по ночам она пряла свою пряжу при свете луны.

Однажды в безлунную ночь по улице, где клонилась к земле лачуга вдовы, прошел с фонарем великий халиф. Разия, торопясь, схватилась за веретено, повернула его два раза и успела скрутить две нити. Халиф удалился, вдову ж одолело сомнение: имеет ли право она на эти две нити? Ведь спряла их при свете чужого светильника.