Любовь Воронкова - Рожок зовет Богатыря

— Камень блестит! — оживилась Катя. — Я тоже вижу. Вон зеленая полянка, на полянке — камень!

— Да, вижу, — сказал и Сережа.

— А!.. — протянул Толя разочарованно. — Базальт. Выход базальта — и все. Чему вы обрадовались?

— Но он же блестит! — заспорила Светлана. — Он же полированный, разве ты не видишь?

— Может, это какой-нибудь памятник? — попробовала догадаться Катя. — На могилах бывают...

Сережа не дал ей договорить:

— Ну да! Это и есть могила! Партизанская могила. Отец сколько раз про эти могилы рассказывал!

— Ага! — подхватила и Катя. — Сколько раз рассказывал! Когда в гражданскую войну с белыми сражались, то здесь и хоронили прямо в тайге.

— Могила? — Толя задумался. — Ну, а если могила, то чему радоваться? Чем нам помогут покойники?

— Но ведь к могиле люди ходят! — нетерпеливо сказала Катя. — Разве ты не знаешь? У нас партизанские могилы не бросают!

— А почему вы такую моду взяли — на меня кидаться? — Толя повысил голос. — Слова не скажи, все только кидаются, как тигры!

— Ладно, ребята, вам ссориться, — остановил его Сережа. — Сейчас крепче друг за друга держаться надо, а они цапаются, сами не знают чего.

— Я знаю чего... — ответила Катя. И, отвернувшись, умолкла.

Чем больше они приглядывались к черному блестящему камню на солнечной сопке, тем больше убеждались, что это не просто выход базальта — этот камень отполирован и поставлен руками людей. Подумали, посоветовались и решили идти через распадок прямо к этому камню. Оттуда уж наверняка есть какая-нибудь тропа к человеческому жилью.

Сопка была голая, безлесная. Кое-где стояли обломанные деревья — когда-то буря сломала их. Каменистая вершина сопки, высоко поднявшись, была четко очерчена на голубом фоне неба. Добраться до этой каменной грядки, спуститься по тому склону, перелезть через овражек — и вот она, та светлая поляна, на которой стоит базальтовый камень.

Не обращая внимания ни на ушибы, ни на царапины, ребята по кабарожьим тропкам поднялись к вершине. Но когда ступили на каменную гряду и заглянули на ту сторону склона, то почувствовали, что мужество покидает их.

Весь склон, сверху до самого распадка, был завален сломанными и вырванными с корнями деревьями. Когда-то давно здесь прошел ураган и положил деревья, как траву. Стволы, уже ошкурившиеся, оголенные, серо-голубые от времени и дождей, перепутались ветвями и корнями, навалились друг на друга в безмолвном, безжизненном хаосе. Они лежали в несколько ярусов. Огромные мертвые сучья тянулись кверху, будто просили о помощи. Почерневшие могучие корни, вырванные из земли, придавили собой вершины молодых деревьев и погибли вместе с ними. Далеко раскинувшись, лежал бурелом, весь склон был серый и черный от мертвых гладких стволов, на которых печально блестело солнце... И лишь кое-где, пробиваясь снизу между засохшими и подгнившими стволами, вылезал на свет упрямый молодой ельник.

— Ну, что делать будем? — после хмурого молчания и раздумья спросил Сережа. — Обходить завал или...

— Далеко обходить-то... — сказал Антон с тоской. — Вон оно... и края не видно.

— Как же по стволам полезем? — негромко спросила Светлана, глядя на завал испуганными глазами.

— Решайте, — сказал Сережа. — Я бы вроде как по завалу рискнул. Ну, а как вы — говорите. По завалу, прямо скажу, — штука нелегкая. Провалиться до самой земли можно. А уж обдерешься — за милую душу!

— Да что он, большой, что ли, завал-то! — слегка загнусавил Антон. — По некоторым как по перилам съехать можно. В школе-то... как ее...

— В школе перила гладкие, — напомнила Катя, — и провалиться некуда.

— Уж если лезть, ребята, то давайте с умом, а не так вот, по-стрекозьи! — сказал Сережа. — Палки нужно длинные, чтобы до земли доставали. С палками и пойдем.

— У... долго! — загудел Антон. — Возиться с ними... а где их... эта... брать-то?

— Здорово, кум! — ответил Сережа. — В лесу палок не найдем!

Толя понял наконец, что надо и ему сказать свое слово. Самолюбие снова заговорило в нем. Уж если Антон собрался лезть через завал, то не оставаться же ему...

— С палками — это дело, — сказал он. — Давайте подыщем палки. Все путешественники с палками ходят.

И ребята пошли. Кто с легким сердцем, кто со страхом, кто с отчаянием... Это был трудный переход. Даже Катя, которая думала перескочить с песенкой с дерева на дерево, очень скоро умолкла. Приходилось быть все время в напряжении, чтобы не оступиться, не поскользнуться, не выколоть глаз о торчащие сучья, не упасть вниз, между валежинами, в темные, как колодец, щели... Не хватало сил, не выдерживали нервы...

— Кто устал — отдыхай! — командовал Сережа. — Не спеши. Береги силы.

Чаще всех отдыхала Светлана. Ей трудно было управляться с длинной, неуклюжей палкой, она цепляла ею то за корни, то за ветки и чуть не падала, когда заносила ее, чтобы опереться.

— Я брошу! — прокричала она Сереже. — Мне без палки лучше.

— Не бросай, а учись! — ответил Сережа. — Не смей бросать. Потихоньку иди! Квочка! Ну вот, опять! Ты что, села или упала?

— Села.

— Ну, смотри. Садиться — садись, а падать не смей!

И когда все остановились передохнуть, Сережа, крепко опираясь на свою палку, вдруг произнес веселую и спокойную речь:

— А вы небось думаете, что это настоящий завал. Вот-то страшенный завал — небось вы думаете! А это разве завал? Так, буреломина. Вот на Сихотэ-Алине бывают завалы — будь здоров! Там бы мы и не сунулись переходить. А это что? Вон уж и конец видно. А на той стороне у камня вроде как и тропа. Рукой подать. Только торопиться не надо, нервничать не надо, а главное, бояться не надо...

— А мы и не боимся! — Светлана уверенно вскочила и снова взялась за палку. — Дойдем!

— А чего? Умрем, что ли? — отозвался Антон. — Подумаешь, как его... завал! Так, буреломина!

Катя лукаво и вместе удивленно покосилась на Сережу. Не настоящий завал! Ох, и хитрый, оказывается, у них Сергей! И кто знал, что он такой хитрый? Взял да соврал насчет завала!

Может, Сережа и вправду соврал. Завал-то все-таки был тяжелый. Но всем как-то стало легче и смелее после его слов. И скользили, и срывались, и ушибались, и царапались об сучья и ельник, однако шли и шли. И лучше всех шел Антон. Может, потому, что хотел показать свою смелость; может, потому, что не понимал всей опасности их пути. Но он то скатывался по гладкому бревну, как по школьным перилам, то вдруг, упершись палкой, перепрыгивал со ствола на ствол...

— Тише ты! — окликали его то Катя, то Светлана. — Разбахвалился!

— Ловкий чересчур! — проворчал и Толя.

— А чего я?.. — беспечно, полный радостного удальства, отозвался Антон. — А я... эта... ничего. Перепрыгну — и все...

С этими словами палка у него противно завизжала, скользя по стволу, и Антон исчез, провалившись в бурелом.