Любовь Воронкова - Золотые ключики

Бабушка выставила зимние рамы, прислонила их к стене и сказала:

– Смотри, Танюша, не разбей стекло.

Но Таня не подходила к рамам: она разглядывала то, что лежало всю зиму между рамами на подоконнике.

– Бабушка, это что?

– А не видишь что? Хлопки.

– А зачем тут хлопки?

– Чтобы ветер не продувал.

Таня потащила с подоконника косматые льняные хлопки, и вдруг из-под них что-то задымилось, поднялась какая-то серая пыль.

– Фу! Фу!

Таня замахала руками и стала чихать.

– И что тебе всё надо! – прикрикнула на неё бабушка. – Зачем ты в золу руками залезла?

– А разве там зола? – удивилась Таня. – А зачем же там зола, бабушка?

– Затем, чтобы сырости на окнах не было. Отойди подальше, я сейчас всё отсюда уберу.

Бабушка сняла с подоконников старые хлопки, смела в ведро золу и открыла окно. И сразу в избе стало светло, весело, и всё слышно – вот в кустах воробьи чирикают, вот ласточки щебечут, вот где-то ребятишки кричат и смеются и на разные голоса поют петухи.

Вдруг как-то затуманилось солнышко, потемнело в избе… Лёгкий грохот прокатился над крышей, острый огонёк блеснул в окно… Таня бегом бросилась на улицу:

– Что это? Гроза?!

Дедушка в палисаднике перекапывал землю. Он опёрся на заступ и прищуренными глазами глядел на небо. А на небе уже снова сияло солнышко. И только две маленькие лиловые тучки летели по ветру и словно догоняли друг друга.

– Где гроза? – сказал дедушка. – Никакой грозы нет.

– А что же ударило?

– А это так: две молодые тучки столкнулись-поспорили, ударились, молнию высекли… А как ударились, так и громок загремел. Первый громок прогремел, Татьянка, весна-красна пришла!

Таня стояла у палисадника и глядела в небо – на лиловые тучки, на круглые облачка, которые, как стадо белых ягнят, выбирались из-за леса.

– Дедушка, а откуда облака идут? – спросила Таня.

– Должно быть, с моря, – ответил дедушка.

– Дедушка, а куда они?

– Да вот к нам идут, на наши поля дождичка несут.

– А море – оно большое?

– Говорят, большое. Берегов не видно. Будешь день плыть, два дня плыть, неделю – и всё берегов не видно.

– Дедушка, а лодки по морю плавают?

– И лодки плавают. И большие пароходы плавают – огромные пароходы!..

– А это море-то далеко?

– От нас далеко.

– Дедушка, а ты дорогу к морю знаешь?

– Я-то не знаю, а вот наша речка Маринка, наверно, знает.

– Наша Маринка? А она разве в море течёт?

– Маринка течёт в Нудоль-реку. А Нудоль-река – в другую реку, побольше. А та река – в совсем большую реку. А большая река – в море. Так вот, может, и наша Маринка к морю добирается…

Вдруг дедушка перестал копать, наклонил голову набок и прислушался к чему-то.

Таня спросила шёпотом:

– Что там?

– Слышишь – лебеди трубят?

Таня поглядела на дедушку, потом на небо, потом опять на дедушку и улыбнулась:

– А что же, у лебедей труба есть?

– Какая там труба! – засмеялся дедушка. – Просто они кричат так протяжно, вот и говорят, что они трубят. Ну, слышишь?

Таня прислушалась. И правда, где-то высоко-высоко слышались далёкие протяжные голоса.

– Вишь ты, домой из-за моря летят, – сказал дедушка, – как перекликаются. Недаром их кликунами зовут. А вон-вон, мимо солнца пролетели, видны стали… Видишь?

– Вижу, вижу! – обрадовалась Таня. – Верёвочкой летят. Может, они тут где-нибудь сядут?

– Нет, они тут не сядут, – задумчиво сказал дедушка, – они домой полетели!

– Как – домой? – удивилась Таня. – А у нас-то не дом?

– Ну, им, значит, не дом.

Таня обиделась:

– Ласточкам – дом, жаворонкам – дом, скворцам – дом… А им не дом?

– А им дом поближе к северу. Там, говорят, в тундрах болот много, озёр. Там они и гнездуются, где поглуше.

– А у нас уж им воды мало? Вон речка, вон пруд… Ведь всё равно у нас лучше!

– Кто где родился, тот там и пригодился, – сказал дедушка. – Каждому свой край лучше.

А лебеди летели всё дальше. Всё глуше и глуше становились их голоса…

В это время вышли со двора гуси, остановились среди улицы, подняли головы и примолкли.

– Смотри-ка, дедушка, – прошептала Таня, дёргая его за руки, – а наши гуси тоже лебедей слушают! Как бы и они в тундры не улетели!

– Куда уж им! – сказал дедушка. – Наши гуси на подъём тяжелы!

И снова стал копать землю.

Замолкли в небе лебеди, скрылись, растаяли в далёкой синеве. А гуси загагакали, заскрипели и пошли вперевалку по улице. И гусиные следы треугольничками чётко отпечатывались на сырой дороге.

Улица была вся зелёная. А среди молодой травки во всех ямках и калужинках сверкала вешняя снеговая вода.

Недалеко от палисадника через широкую лужу была положена дощечка. На этой дощечке, как на мостике, стояла Алёнка и смотрела в воду.

– Алёнка, ты что смотришь? – крикнула Таня.

Алёнка помахала ей рукой:

– Пойди-ка сюда!

Таня подбежала к Алёнке и тоже стала на дощечке.

– Смотри-ка – зеркало! – сказала Алёнка. – Всё видно!

Таня посмотрела в лужу. И правда: всё видно – и небо, и белое облачко, и ветки сирени из палисадника… И их самих тоже видно – стоят в глубине Таня и Алёнка и смотрят на них из воды!

Таня сказала:

– Алёнка, а ты можешь по мостику бегом пробежать?

– А ты? – спросила Алёнка.

– Я могу! – ответила Таня.

Она быстро пробежала по узкой дощечке и спрыгнула на траву.

– А теперь ты!

Алёнка тоже пробежала и тоже спрыгнула на траву.

– А на одной ножке можешь?

– Не-ет… – протянула Алёнка. – А ты?

– А я могу!

Таня стала на дощечку и попрыгала на одной ноге по дощечке через лужу. На середине стало страшно – вот-вот оступится! Но ничего, не оступилась, допрыгала до конца и соскочила на траву.

– Видала?!

– Видала, – ответила Алёнка.

Но всё-таки на одной ножке прыгать через лужу боялась. Тогда Таня сказала ей:

– Ну, давай вместе! Держись за меня!

Таня и Алёнка схватились за руки и стали подпрыгивать на дощечке. Дощечка гнулась и скрипела, словно кричала им: «Тише! Тише! Не могу, сломаюсь!»

Но подружки смеялись, подпрыгивали и не слушали, что она им скрипит. И, может быть, мостик не выдержал бы и сломался… Но не успел: Алёнка оступилась да и прыгнула прямо в воду!

– О-ёй! – засмеялась Таня. – Зеркало разбила!

Лужа была мелкая, Алёнка только забрызгалась. Но неподвижную голубую лужу и правда, будто зеркало, разбила – огнистые брызги взлетели, как осколки. А вода замутилась, зарябилась, и ничего не стало в ней видно – ни неба, ни облачка, ни сиреневых веток.