Энтон Майрер - Однажды орел…

Ему нравился Бостон, и это немало удивляло Эмили. Он любил бродить по узким, запутанным улицам, когда дул сырой и холодный восточный ветер, рассматривать мемориальные доски и памятные места. Проходя но муниципальному парку, он спросил ее, где размещались войска Клинтона во времена английской оккупации. Расхохотавшись, она ответила, что не имеет об этом ни малейшего представления.

– Это ужасно, - упрекнул он ее. - Вас окружает сама история, здесь зарождались традиции нашей страны. Как можно не знать таких вещей?

Он улыбнулся, но одновременно был серьезным: она должна знать это, и он возьмется за ее образование. Они побывали на том месте позади ратуши, где пали сраженные английскими штыками американцы, прошли вдоль поросшего травой гребня Брид-Хилла (сражение происходило не на Банкер-Хилле, предупредил он ее, это просто чья-то выдумка, и она не подтверждается никакими историческими данными), где Проскотт хлестал своих дрожащих стрелков по спине стеком и громко кричал: «Покажите этим ублюдкам! Покажите, на что вы способны!» Мессенджейл привел ее к заброшенным зданиям рядом с давно бездействующим футбольным полем в Дорчестере, рассказал, как в свое время этим местом овладели солдаты Вашингтона и как они установили пушки, заставившие ненавистных красномундирников убраться из города.

– А вы знаете, мой прадед Чарльз Мессенджейл прошел весь боевой путь от Селкерка досюда. А потом, в семьдесят седьмом, вернулся и командовал полком под Бемис-Хайтс.

– А где это? - спросила она.

Он откинул голову назад в притворном гневе.

– Милая девочка, вас, видимо, ничему не учили в вашем Бостоне. Ничему… Саратога! - воскликнул он. Проходившая мимо женщина бросила на него удивленный взгляд, он поклонился ей, очаровательно улыбнулся и только после этого снова повернулся к Эмили. - Это же поворотный пункт! Величайшая, блистательная победа, после которой никакой возврат к прежнему уже был невозможен. Ваш отец говорит, что здесь, в сражении на Дорчестерских высотах, участвовал какой-то его родственник, поэтому вы и я можем сказать, что наши предки воевали бок о бок… - Его глаза на фоне серого неба светились каким-то необыкновенным желтовато-коричневым светом; длинное бледное лицо было одухотворенным, гордым. Он никогда не правился Эмали больше чем в тот памятный момент.

Ее брат Форбс отнесся ко всему со значительно меньшим энтузиазмом.

– Бродили по памятным местам? - спросил он безразлично, когда однажды они вернулись во второй половине дня.

– Совмещали приятное с полезным, - сдержанно ответил ему Мессенджейл. - У вас, бостонцев, здесь так много памятных мест, что вы забыли о доброй половине из них.

– Да, уж конечно, мы не размахиваем ярким флажком над ними, если вы имеете в виду что-нибудь подобное.

– О, Форбс, не говори глупостей! - возразила брату Эмили. - Ты просто завидуешь, потому что был слишком молод, чтобы попасть во Францию.

Форбс начал было смеяться, но потом его лицо быстро помрачнело, стало насмешливым - верный признак того, что он сердится.

– Хорошо. Еще что? - проворчал он.

– Ну-ну, Эмили, - вмешался Мессенджейл. Он никогда не называл ее Эм или Эмми, как это делали другие. - Так говорить, пожалуй, несправедливо. Не можем же мы все быть героями. Насколько мне известно, во время войны вы ведь тоже не пекли пончики в походной кухне под Сен-Дюрансом. Почему?

– Потому что я маршировала по Тремон-стрит в суфражистских демонстрациях, - весело ответила Эмили и шаловливо высунула язык.

– Эм! - одернул ее Форбс.

Мессенджейл, откинув голову назад, громко рассмеялся:

– Права женщин! А вы считаете, что заслуживаете их?

– Всякая женщина нисколько не хуже любого мужчины.

– Очевидная фальшь! - воскликнул Мессенджейл, весело моргнув глазами. - Афиняне времен Перикла не разрешали женщинам выходить из дома.

– Дело не в разрешении. Они просто не отваживались выпускать их!

– Возможно, вы и правы. - Его улыбка была обворожительной. Эмили никогда в жизни не встречала человека, который был бы так неотразим; она вообще не предполагала, что такой человек существует. - Держу пари, что я научусь делать голландский соус намного раньше, чем вы научитесь управлять автомобилем. - Его лицо, как показалось Эмили, оказалось в опасной близости к ее лицу. - Понимаете? - прошептал он. - А вы говорите, что всякая женщина нисколько не хуже любого чина…

Эмили почувствовала сильное головокружение. Ее губы и веки затрепетали, и. чтобы скрыть свое состояние, она засмеялась так, как будто ей не хватало воздуха.

– О, - тихо воскликнула она, - но вы вовсе не любой мужчина!…

Родители Эмили были немало смущены, когда она рассказала им обо всем.

– Мы о нем почти ничего не знаем, дорогая.

– Мама, он из очень хорошей семьи, его хорошо знают Кэмберлины…

– Дело не в этом. - Лицо матери, обычно такое открытое и безмятежное, было озабоченным. - Ты еще слишком молода для этого, Эмми.

– Мне уже двадцать.

– Ты уверена, что это не увлечение? - спросил отец. Он улыбался, но его взгляд сквозь бифокальные очки был настороженным. - Война ведь кончилась, ты это знаешь.

– Боже мой, конечно, знаю.

– А это означает, что тебе на долгое время придется уехать в глухие места. Военные гарнизоны - далеко не самые веселые места для жизни.

– Да, но ведь у нас будут… - Она запнулась, но не надолго. Желание ее было слишком велико. - Я хочу сказать, что у вас будут деньги, так ведь? Наверное, и у меня будут, свои?…

Родители обменялись многозначительными взглядами, отец кивнул головой и сказал:

– Да. Конечно. Я уже говорил тебе об этом. Но деньги - это далеко еще не все, понимаешь?

– Во всяком случае, так ведь будет не вечно, - ответила она с гордостью. - Котни не такой, как все. Он не обычный офицер. Ему двадцать четыре года, а он уже имеет постоянное звание «капитан». - Явное нерасположение родителей к Котни весьма огорчало Эмили. Это был ее шанс, ее счастливый случай, и она вовсе не намерена упускать его, так как это было бы нелепо. - Генерал Першинг выбрал его для службы в своем штабе. Вот увидите, Котни обязательно будет военным атташе, и раньше всех из своего выпуска получит генерала.

– Может быть, - снова нежно улыбнулся отец. - Мы только хотим, чтобы ты как следует подумала, Эмили, вот и все.

– Все это происходит так быстро, вы совсем мало встречались, Эмили, - продолжала мать. - Ты уверена, что он именно тот человек, который тебе нужен?

– О да, мама. Я уверена, что это как раз то, чего я хочу!… Она действительно была совершенно уверена в своей правоте.

Котни достигнет очень многого. Он будет жить в мире, где свершаются важнейшие дела. Далеко от Бостона, от его узких, извилистых улочек, от воскресных танцев у мистера Напанти, от редких встреч со знакомыми в книжном магазине, на симфонических концертах или на кривых грязных дорожках в городском общественном саду! Он далеко уйдет от всего этого! А с ним и она - она тоже уйдет далеко…