Александр Радин - Летописец отчуждения

Петро нехорошо посмотрел и Заяц тут же заткнулся. Петро умеет нехорошо смотреть.

- Я могу доказать.

Пресс плавно снял с головы налобный фонарик и нажал зеленую клавишу на миниатюрном корпусе. Сверху приподнялась круглая крышка-экранчик не больше, чем у сотового телефона. Порезанные, огрубевшие пальцы едва слушались, и он чуть не уронил приборчик на бетонный пол. В последний момент успел подхватить за один из жгутов.

- Смотрите… - пригласил, поковырявшись с настройками, Пресс.

Все сгрудились в кучу. Любопытствовал даже Вечный, поглядывая из-за широкого плеча здоровяка. Экран показывал «молоко», изредка пробиваемое крупной рябью.

- Я же говорил - бред, - победно махнул рукой, отстраняясь, Заяц.

Но тут оператор отошел в сторону. На экране появились силуэты сосен, кромка поля, а белое пятно так и осталось на месте. Мало того, из хрипящего динамика было слышно, как оператор разговаривает с белесой пустотой, а она… Она ему отвечала.

«…колько стоит… жизнь, стринге…» - послышалось Рябому.

Говорят, что зародышу в утробе матери очень комфортно. Он беззаботно плавает в этом приятном теплом пространстве и наслаждается жизнью. Ему ничего не нужно. Ничто не тревожит. Но приходит день, когда подросший младенец встречается с миром. И первая реакция - надрывный и страшный рев. А что еще остается делать, когда тебя лишают счастья?

Разум Смертина прятался где-то в самой глубине телесной оболочки. Ему, так же как и зародышу, было хорошо, спокойно и уютно. Все вокруг покрывала плотная прозрачная пелена. Тело работало в автономном режиме. Еда, сон, движение вперед. Он даже со своими собеседниками общался автоматически, не слыша их, одновременно плавая в своих липких мыслях. Страха не было. Сожаления тоже. Не было даже элементарного интереса к жизни. Он забыл, зачем пришел в Зону и не знал, хочет ли отсюда уйти. Ему было все равно. На грани бреда и понимания своего «я», появлялись образы. Некоторые - очень яркие, насыщенные красками, другие - серые и убогие. Он терялся в них, плелся, будто через лабиринт, но выхода не находил. Алексей осязал окружающее, воспринимал, усваивал. Он все слышал и все видел, но при этом уходил глубже в себя. Теперь реальность была для него другой. Смертин мог подолгу смотреть, как красиво сгибаются пальцы на руке, как при этом морщинится кожа и проявляются костяшки пальцев. Как фантастически и невероятно это устроено.

«Сколько стоит твоя жизнь?»

Будучи совсем молодым и глупым, Алексей наивно полагал, что жизнь бесценна. Закинув на плечо камеру, он понял, что ценой могут стать клочок земли или даже кусок хлеба. А в последнее время Смертин все четче осознавал, что жизнь - всего лишь роскошь. Как дорогая сигара или глоток пятидесятилетнего коньяка. Дана не всем, и при том быстро кончается.

Этим утром он встал другим. Скорлупа треснула, и мир вновь обрушился всей тяжестью, сдавливая зудом немытой кожи, болью в покалеченных ногах, дергающим воспалением верхней десны. Навалилось все и сразу. В голову будто ворвался свежий ветер. Единственное, что Алексей почувствовал в первые секунды возвращения - жестокое разочарование. Он не хотел обратно. В мир, сотканный из грубой силы и страданий. Но невидимая рука отвесила оплеуху и поставила перед фактом.

В первую очередь Смертин, залез в рюкзак и достал камеру. Одному богу известно, как он умудрился ее сохранить в этой безумной круговерти. Дико хотелось помыться. Спали все, кроме Петро. Здоровяк развалился на куче тряпья и аккуратно ковырял кончиком ножа в патроне дырку.

- Что делаешь? - спросил, потягиваясь, стрингер.

- Оберег. Это же принадлежало Семецкому, - Петро ловко просунул в отверстие специально заготовленную тесемку, связал узлом концы и повесил на шею.

- А здесь нигде нельзя искупаться?

- Только в речке. Отсюда недалеко.

- А мне показалось, что от моста прилично, - заметил Смертин.

- Она к селу поворот делает.

- Проводишь?

Здоровяк замялся. Но потом принял решение и кивнул, правда, без особого энтузиазма. Алексей протянул ему дробовик:

- Возьми пока.

Рябой продрал глаза, непонимающе на них посмотрел и увалился спать дальше.

- Люк плотнее закройте, - буркнул он напоследок.

Безоружный Смертин шел впереди. Здоровяк прикрывал. Алексей сначала свернул к телу Потапа. Если честно, то он надеялся переодеться.

От трупа практически ничего не осталось. Штаны и легкую камуфляжную куртку в клочья разодрали псевдопсы, пытаясь добраться до мяса. Стрингер подобрал только забрызганный кровью плащ.

Речка и вправду оказалась недалеко. Алексей залез не раздеваясь. Только отдал караулившему на берегу Петро «Пчелу». Сначала он застирал от пятен плащ, затем окунулся сам, усердно скребя ногтями голову и плечи. Ледяная вода вгрызлась в мышцы, поэтому надолго купальщик не задержался. Побултыхался немного на мелководье и вылез. Стало легче.

Только в голове будто засел маленький сгусток. Что-то инородное и мерзкое. Ощущения были странные.

«Снежная королева, часть вторая», - подумал Смертин и обрадовался, что возвращается элементарное чувство юмора. Ему вдруг дико захотелось работать.

Уже через полчаса они сидели в погребе. Группа проснулась. Рябой спорил с Вечным.

- Я тебе говорю, что надо к бару пробиваться, - наседал старикашка.

Сталкер отрицательно мотал головой, размашисто жестикулируя. Изрытое оспинами лицо раскраснелось:

- Не дойдем. Лучше вернуться.

- Через Иванычев лес сократим, - не унимался Вечный, - Вы как хотите, а я в бар.

Рябой зло топнул ногой и сел завтракать.

- Без стволов через лес? - прошамкал он с набитым ртом, - Лучше сразу застрелиться.

Заяц молча уплетал тушенку. За ночь он, казалось, совсем осунулся и еще больше похудел. Скорее всего, не сомкнул глаз, погруженный в собственные переживания. После просмотра видео желторотик весь вечер не проронил ни слова.

Старик на своем настоял. И теперь они прорывались по широкой, разрезанной сеткой оврагов, пустоши к видневшейся на горизонте кромке леса. Кое-где можно было петлять высокими насыпями, но зачастую приходилось лазить и по дну глиняных провалов. Местами они густо поросли камышом. Некоторые вообще превратились в небольшие болотца, щедро собрав дождевую воду. Заданный Вечным темп выдерживали в группе не все.

Рябой материл себя за сговорчивость. Старик, конечно, опытный сталкер, но идея казалось авантюрной. К счастью, вся живность куда-то пропала. Пресс не расставался с камерой. Ружье было у Петро. Рябому такой подход к делу не слишком понравился. Все-таки он негласно ведущий. Но хозяин - барин.

Ведущим быть всегда удобно и безопасно. Только он назначает тех, кому идти первым, а кому замыкать. Только он выбирает маршрут. Его авторитетное мнение ставит точку в любом споре.