Александр Радин - Летописец отчуждения

Он уже забыл.

Но это не сон. Только когда клыки разорвут пульсирующую вену на шее, только когда в ноздри ударит смрад прогнившей пасти, а прямо перед глазами зажгутся два желтых пламени, лишенных малейшей капли сострадания, вот тогда он осознает. Взбрыкнет, замашет руками, скользя по грязной шкуре. Он поймет, что навсегда покидает этот мир. И эта последняя секунда будет самой страшной в его жизни. Потому что с младенческих лет человек привык осязать и осознавать себя и никогда не сможет мыслить другими категориями.

Рассвет в Зоне - время людей. В них просыпается вера в себя. Уже не надежда, а вера. Она - щит понадежнее. Но одиночке до этого не будет дела. Каждое утро Зона меняется, потому что рассвет видит не каждый.

Смертин ворочался и никак не мог заснуть. Его уже не смущали ночные подвывания Зоны и даже несуразная пальба одиночки. Он привык. Человек ко многому привыкает. Зачастую даже казалось, затащи его жить в самое глубокое болото среди гнуса и по уши в тине, и он все равно приспособится. Лишь бы существовать, выплескивая вздох за вздохом пары углекислоты.

На часы заступил Саян. Узбек забрался глубже от провала входа и привалился рядом, наступив в темноте Алексею на сапог. Старший уселся на самом краю трубы, зажав винтовку между ног и прислонившись спиной к холодной железной стенке. У самого озера кто-то заскулил, раздались звуки грызни, а потом опять все стихло. Одиночка тоже замолк.

Лучшее лекарство от бессонницы - это собственные мысли. И теперь он до мельчайших подробностей восстанавливал картину своих скитаний по Зоне. Здесь стрингер впервые обрел страх. Нет, не обычная боязнь получить в мясо пулю или вылить случайно на себя кастрюлю кипятка. Такой у его братии слегка притуплен. Скорее беспросветный ужас, прячущийся еще с пещерных времен в глубинах любого человека. Дикий и неосознанный. Он выпирает только тогда, когда иллюзия безопасности напрочь всклянь раскалывается и каждая секунда проходит в мучительном напряжении. Разум отказывается верить в реальность происходящего, потому что не может объяснить. Ему это не доступно. Наверное, подобные ощущения испытывает сопляк-первоклашка, поспоривший с ребятами, что сможет переночевать на заброшенном погосте. Малейший скрип и сердце обрывается. Ухает вниз, словно с небоскреба, а ладони становятся холодными и скользкими. Необъяснимые аномалии, готовые перемолоть в муку при любом неосторожном движении, зомби, твари, люди. Если твари более или менее понятны, то люди… В Зоне лучше с ними не встречаться. И все это под гнетущий аккомпанемент отчуждения. Смачное словцо. Отчуждение. От него веет одиночеством, пустотой, заброшенностью, тленом. Это приговор всему человечеству. Залезь на водонапорную башню и узри свое будущее. Покосившиеся столбы с висящими клочками проводов, заросшие поля, искореженные посадки и пролески, пятна гари, мертвые деревни, прогнившие избы, скрипящие на промозглом ветру ставнями и рык неведомых тварей, поджидающих своих жертв. Смерть на каждом шагу. Где-то там трубы ЧАЭС, огромные вычислительные машины, графитовые стержни, свинцовый саркофаг и навечно притихшие реакторы. Все это создано человеком, но он так и не смог обуздать творение своих рук. Он кинул лассо мустангу на шею, но не удержал и теперь скользит по земле следом за скакуном, разрывая в клочья одежду, тычась мордой в жесткую траву и кочки. Человек все еще питает призрачную надежду закабалить. Он прекрасно понимает, что если не получится, то он останется один посреди прерии в окружении волков совершенно голым. И это будет его последний час. Тогда его мир накроет отчуждение. Раз и навсегда.

Природу не обманешь, будь ты хоть трижды гений.

Что может быть страшнее не поддающейся, не соизмеримой со здравым смыслом угрозы? От такой начинают топорщиться волосы на руках, и тело покрывает гусиная кожа. Нельзя ничего придумать, нет возможности противостоять. Только слепо принять судьбу. Человека убивает одна только мысль, что есть силы более могущественные, чем он, что не во всем мерилом может выступать логика. Зона будто специально обрушивает все законы физики, которые он веками возводил, складывая по кирпичикам стены своего бытия. Человек не хочет выходить за эти рамки, но Зона заставляет. Она тонко использует его тщеславие, чтобы устроить демонстрацию своих возможностей. Человек везде сует свой нос, лезет, словно таракан, стараясь расширить пределы своего мира и закрепиться, чтобы потом совершить новый бросок. Ему не сидится на месте. Он будто доказывает сам себе, что его возможности безграничны. Холодная Арктика - да пожалуйста, космос - нет ничего проще, глубины океана - мы и туда проникнем. И только в Зоне вместо исследователей - сталкеры. Сталкер - это проводник. Мягкий металл, способный пропустить заряд и не сгореть. Зона их сминает, а они все равно приспосабливаются и упиваются осознанием этого факта. «Здесь нет ничего странного», - их коронная фраза. Они кичатся тем, что наплевали на общечеловеческую логику и свыклись с необъяснимым. Это сталкеры так думают. А когда срабатывает очередная новая аномалия, прокрутить назад пленку и взять слова обратно слишком поздно. Зона просто экспериментирует и наблюдает. Она ждет своего часа.

Наказание? Возможно. Никто добровольно не сунется в ад, зная заранее, что это именно преисподняя. Какова приманка! Самое сокровенное, самое главное. В самом страшном на Земле месте. Ведь каждый стремиться к мечте. Каждый! И теперь дорога тысяч страждущих, да что там говорить - всех жителей голубого шарика, лежит в Зону. У кого хватит сил отказаться от мечты? Куда-то туда, к саркофагу ЧАЭС, к мустангу, которого так и не смог обуздать человек. К его боли и позору.

А может Монолит это и не дьявол вовсе, а наоборот? Он не отделим от Зоны, потому что только она просвечивает радиационным рентгеном искателей насквозь. Чистилище, строгий отбор и отсев. Испытание, уготованное каждому, перед тем, как приблизиться к главному моменту в своей жизни. Ведь Бог и Дьявол неотделимы друг от друга. Не было бы Люцифера, и тогда человек был бы непогрешим. Точнее всю ответственность за его непотребства ложились тяжелым бременем на Всевышнего, который, как известно, лепил человека по своему образу и подобию.

В тягучее месиво мыслей вклинился зов. Смертин сначала испугался чужеродного волнующего влияния, которое постепенно все более и белее его захватывало. Сеть, в которую угодило его сознание. И теперь неизвестный рыбак вытаскивал ее из пучины, увлекая за собой. Вверх, вверх. Туда где светит красный круг солнца, искажаемый толщей воды. Туда, где он никогда не был и даже боялся там очутиться.

Стрингер нащупал рукой прохладный пластик камеры.