На берегах - Меркулов Олег - На двух берегах

Андрей смигивал, стараясь избавиться от все стоявшего перед его глазами автомата ротного. Конечно же, этот автомат был, как и у всех, закопченный чуть ли не до половины кожуха, с особенно плотным нагаром у дульного среза, здесь нагар был прямо как слой сажи. Но этот закопченный дульный срез черным зловещим зрачком все смотрел на Андрея, все висел в воздухе перед ним (как, например, некоторое время висит перед глазами волосок зажженной лампочки, если посмотреть на нее, а потом отвести взгляд), и Андрей должен был смигивать, опустить голову к земле, чтобы избавиться от него и угомонить дрожь.

- Прямо под пулемет! Его даже подбросило. Вертлюг - пополам, короб разбило, а раму - к черту, как проволоку, - еще раз оправдался Андрей и перед ротным и перед самим собой.

- Почему ж ты живой? - спросил ротный, не глядя на него, а приподнимаясь и махая кому-то: - Сюда! Ладно. Ладно,- закончил он разговор.- Третий взвод на тебе.

Где-то снова проскрипели шестиствольные минометы, и через секунды по роте веером ударили мины. Закричал раненый, кто-то вскочил, чтобы убежать, закрывая голову, в лес, но тут же упал, срезанный осколком от новой серии мин. Все грохотало, рвалось, визжало, свистело, летела в воздух земля, ветки, воняло сгоревшим толом, и над ними повис, не рассеиваясь, едкий дым, через который не видно было ни немцев, ни своих.

Заскрипел новый залп, новые мины рванули точней, и, казалось, теперь уже от роты не должно остаться ничего.

- Рота! Вправо! Триста метров! - крикнул, вставая, ротный. - Вперед!

Сами разрывы, дым, пыль прикрывали их от немцев, изготовившихся к атаке. Тут уж ни лежать, ни отползать было нельзя. Тут нужен был стремительный рывок, чтобы как можно скорей, потеряв скольких-то, вывести остальных из зоны поражения, потому что каждый залп убивал и ранил лежавших, не успевших окопаться солдат.

- Третий взвод! - подхватил Андрей, вскакивая за ротным. - Вправо! Триста метров! Вперед!

Он побежал, слыша топот бегущих впереди, сзади, по бокам, и, только почувствовав почти сразу же за следующим скрипом минометов, как уплотнился воздух, крикнул: «Ложись!» - и упал, упал вовремя, потому что грохнула еще одна серия мин и осколки, свистя, промчались над ним. Но эта серия задела роту лишь краем, ударила по отставшим, где-то сзади так, что уже не донеслись ни крики раненых, ни их стоны.

- Верещагин! Старшина! Новгородцев! - позвал их ротный. - Ко мне, живо!

Теперь от немцев их отделяла гривка высоких кустов.

Ротный стоял сразу же за гривкой, касаясь головой куста, стоял во весь рост, глядя себе, как сначала показалось Андрею; под ноги. Но он смотрел не под ноги, а в неглубокий, наспех отрытый окопчик, на дне которого сидел Бодин.

- Ты говоришь, со вторым отделением? А он вот где, субчик! Вот где твой командир взвода! - процедил ротный Андрею. - И надо же!..- Он широко открыл рот, хватил воздуха и словно подавился им. То ли от гнева, то ли оттого, что ротный потерял много крови, он был бел, лицо его стало совсем покойницким, под кожей четко проступали кости, глубоко запали глаза, синие губы как-то истончились, открывая крупные с желтизной зубы.

- Что же ты, Бодин, - начал было Верещагин, - Что ж ты такое… Мы потеряли… Где твоя совесть?.. А у меня еще мелькнуло: «Что-то не видно Бодина? Жив ли?» А ты тут…

- Встать! - вдруг крикнул ротный. - Встать! Вылазь! - ротный толкнул Верещагина от окопчика. - Видел? Ясно! Живо круговую оборону! Окопаться!

Верещагин побежал вдоль гривки, крича:

- Окопаться! Рота, окопаться!

Немцы медлили, все били по тому месту, откуда рота перебежала, немцы хотели сначала искромсать ее минами, но эти мины рвались впустую. Рота лежала за гривкой кустов, и кое-кто уже начал торопливо рыть в песчаной земле окопчики.

Бодин вылез. Держа автомат в левой руке, правой он начал стряхивать песок.

- Что он тебе сказал? - неожиданно спокойно спросил ротный Андрея.- Быстро. Что сказал?

Андрей отвернулся. Он не мог видеть, как Бодин совершенно нелепо отряхивает сейчас гимнастерку.

- Сказал, что будет со вторым отделением.

Ротный обернулся к наводчику второго отделения.

- Был он с тобой?

Наводчик, отведя взгляд от Бодина, покачал головой.

- Только проверил позицию. Сказал, что будет с первым отделением. Получается…

Это звучало как приговор, и наводчик ничего не добавил.

А Бодин все отряхивал песчинки.

- Получается!.. -На поясе у Бодина висело два магазина в чехлах. Ротный, дернув за лямки, открыл чехлы и выдернул магазины один за другим. Магазины были чистые и полные. - Получается! - повторил ротный и, вырвав у Бодина автомат, выбил из него магазин. Этот магазин тоже был чистым - без следов нагара у патронного окна, куда при стрельбе прорываются пороховые газы.

Ударили еще две серии мин, и, хотя они били по пустому месту, все, кроме ротного, пригнулись.

Бодин тоже пригнулся.

И тут подключился старшина. Все это время старшина Вилейков стоял как будто даже непричастно. Он лишь смотрел то на ротного, то на Бодина, то на Андрея, то на остальных, которые были у окопчика. Держа перед собой раненую руку, качая ее, дуя на повязку, словно повязка жгла замотанные пальцы, старшина непонимающе хлопал глазами. Но потом у него заходили желваки. Он опустил раненую руку, даже отвел ее, оберегая, за бедро и пошел, запинаясь, взбивая сапогами песок, на Бодина, на ходу говоря:

- Ты, младший лейтенант, с-с-сука. - «С» у старшины получалось с присвистом.- С-с-с-сука с офицерскими погонами! Тля, а не человек! Вот кто ты! - Еще за несколько шагов до Бодина старшина поднял высоко руку, как бы собираясь дать Бодину по голове, прихлопнуть эту тлю. - Мы тебя в трибунал!.. По приказу 227… Мы тебя сейчас на месте…

Что ж, старшина был прав, сто раз прав - за такое, что сделал Бодин, не то что трибунал, но можно было и на месте - приказ 227 не был отменен, а в этом приказе было многое сказано, в том числе и такие слова:

«Трусы и паникеры должны истребляться на месте».

- Товарищи! - начал Бодин, отступая от старшины и глядя на Андрея, на солдат, которые были поблизости, - одни солдаты стояли пригнувшись, так и забыв лечь, другие - кто на коленях, кто лежа, приподнявшись на локтях, - тоже ошарашенно глядели на ротного, Бодина, Вилейкова, сначала не понимая, что же происходит, но потом, поняв, что эта сволочь Бодин бросил своих пулеметчиков, отсиживался в безопасности, не расстрелял по немцам и патрона, когда половина роты была убита.

- Товарищи… Товарищ старший лейтенант…

Но все решил ротный.

Опережая старшину, он с силой ткнул магазином Бодину в лицо.

- Какой он младший лейтенант! Он - гад! Трус! Предатель! И никакого ему трибунала. Мы - сами трибунал!

Бодин не успел отшатнуться, и магазин рассек ему губу и десну. Из губы и угла рта у него потекла кровь.