КОЛЛЕКТИВ АВТОРОВ - «КЛЯНУСЬ ПОБЕДИТЬ ВРАГА!»

– Узнаешь? – спросил Генрих.

Соколов вскочил, сделал несколько шагов к иллюминатору, всмотрелся внимательнее. Да! Вот «пистолет» Африки. Завихрения облаков над Тихим океаном. Кусок Индокитая с Гималаями. Евразия.

– Юный мир. – Генрих подошел к нему, встал рядом. – Задорный, как Гармонист. Смекалистый, как ты. Мы всего этого лишены. Да, теперь мы живем в десять раз дольше. Развитая медицина, силовые щиты, оружие… Но за все на свете надо платить. Вместе с хрупкостью жизни мы потеряли способность принимать решения интуитивно. Мы забыли, что такое скачки творческой мысли, что такое озарение. Коля, нам нужны такие, как ты.

Соколов ничего не отвечал. Он нашел Союз. Где-то здесь Москва, здесь – Минск. И Западный фронт, и Северо-Западный, и другие… Война. Горят города и села, гибнут тысячи людей – а из космоса всего этого не видно. Совсем.

Соколов повернулся к Генриху и процедил сквозь зубы:

– Я знаю, кто вы.

Генрих вопросительно посмотрел на него.

– Вы стервятники. Вы жиреете на чужом горе. На нашей смерти!

Тот промолчал.

– Да, вы такие сильные! Неуязвимые! Благородные! Так взяли бы и остановили войну! – Соколов покраснел и почти кричал. – Где там! Или, может, вы сами войну и развязали?!

– Коля, успокойся… – Генрих закусил губу и нахмурился. – Ваша война – масштабный исторический процесс. Мы, горстка чужаков, не смогли бы ни начать ее, ни закончить.

– Верни меня назад.

– Не могу. Нельзя.

– Тогда ты хуже стервятника. Ты предатель! Ты забыл, как мы с тобой в окопах… Как Гармонист… Что ж, получается, все это зря? Даже его смерть насмарку?

– Хватит! – Голос Потоцкого прозвучал непривычно резко. – Ты устал, у тебя истерика. Сейчас ты немного поспишь, потом поешь, и мы вернемся к этому разговору.

В космическом корабле Генрих и Гений, кассиопеец и землянин, или, проще говоря, Потоцкий и Соколов, сидели за квадратным столом, удивительно похожем на обычный стол в каком-нибудь земном доме.

Соколов выскребал ложкой из миски остатки варева, удивительно похожего на армейскую гороховую кашу.

Потоцкий следил за ним черными глазами и был удивительно похож на боевого товарища. Свой, и точка?

Мысли Соколова прервала иллюзорная блондинка, в очередной раз возникшая в воздухе.

– Чай подавать? – мелодично осведомилась она.

– Да, черный, нам обоим, – ответил Генрих. – Завари прямо в кружках, по-военному.

– Есть вопрос, – заговорил наконец Соколов. – Как выходит, что я понимаю, о чем вы говорите?

– Мы говорим на твоем языке. Я выучил русский за несколько лет по радиозаписям, потом – на месте, в Литве. Корабельный искусственный разум понимает команды и говорит на шести ваших языках и еще ста сорока двух.

Стол медленно раздвинулся. Из середины поднялась небольшая платформа с двумя кружками из неизвестного Соколову материала. Он взял ближнюю кружку, обнял ладонями. Подул: горячо.

– А как я вообще сюда попал? Ничего не помню.

– Прямое попадание минометной мины. Гармониста ранило в голову. Я ничего не смог сделать. Тебе пробило легкие и еще несколько жизненно важных органов. Я вызвал с корабля… такой космический челнок, на котором мы обычно добираемся до планеты и обратно, чтобы не сажать весь корабль. Здесь у нас отличная хирургическая станция.

Соколов поднял голову, твердо посмотрел на Генриха.

– Что ж… Спасибо. И за чай тоже!

И выплеснул полную кружку ему в лицо.

Пока Генрих мотал головой, пытаясь стряхнуть налипшую заварку, Соколов кинулся бежать по белому коридору. Он сам не знал, куда: главное, подальше от предателя.

– Корабль! – скомандовал он на бегу. – Покажи дорогу к челноку.

Блондинка возникла рядом и выплыла вперед. Как быстро Соколов ни бежал, она обгоняла его на два корпуса.

Остановилась блондинка внезапно, так что Соколов с разбегу пролетел сквозь нее. Потом вернулся: в стене открылось круглое отверстие. Он нагнулся и пролез – видимо, сразу в челнок. Во всяком случае, попал он в комнатку с крошечным круглым иллюминатором и приборной доской, мигающей разноцветными лампочками.

Отступать было некуда.

– Корабль! У челнока есть такая же, как ты? Ну, девушка, чтобы разговаривать?

Блондинка молча указала на большую зеленую кнопку и выплыла из челнока.

Соколов вдавил кнопку в панель. Ничего не произошло. Чертыхнулся, нажал еще раз. Ни девушек, ни бабушек…

– Фио ар, – раздался серебристый голосок. – Ке уа, каро.

Соколов завертел головой. Вот откуда звук: между панелью и иллюминатором зависла крошечная фигурка, размером с пол-ладони. Поймав его взгляд, фигурка тронулась с места, подплыла к нему и остановилась перед лицом, сантиметрах в десяти.

– Говори по-русски! – приказал Соколов, хотя сам не верил, что из этого что-то выйдет.

Дюймовочка молча смотрела на него.

– Ладно, надеюсь, ты хотя бы меня понимаешь, – вздохнул Соколов. – Гони туда, откуда меня забрали. Поле, поняла? Окопы? Фронт?

Дюймовочка продолжала хлопать ресничками.

Из коридора через открытую дверь донесся знакомый голос.

– Коля! Подожди! Мы не договорили!

Соколов ткнул пальцем в первую попавшуюся кнопку. Дверь с легким шипением закрылась, в кабине на пару секунд потемнело. А потом его с силой вдавило в кресло. Снова потемнело – на этот раз надолго.

Луг в желтых кляксах одуванчиков. Маленький Коля вырывается из маминых рук, бежит, спотыкаясь, по траве. Падает, валится носом в пахучую зелень. Саднит разбитая коленка, из носа капает кровь – но Коля не плачет, чтобы мама не ругала.

– Вставай! – Чья-то рука трясет за плечо. Это не мама. Голос мужской, знакомый.

– Нет… – простонал Соколов, поднимая лицо из влажной земли. – Генрих!…

– Я-то Генрих, – отозвался тот. – А ты – дурак. Зачем в челнок влез? После первой бессмысленной команды тебя катапультировали как чужеродное тело. Туда, откуда ты взялся.

Соколов протер глаза, огляделся. Поле с пригорками. Лес. Край белорусской деревни. Повсюду воронки и ямы. Окопы. Очень знакомые окопы.

– Гармонист! – вскрикнул он и соскочил в овражек, который когда-то прятался за высокой травой. В окопе было пусто, если не считать груды осколков и отстрелянных гильз.

Хруст подмерзшей земли под сапогами. Сзади подошел Генрих, молча встал рядом.

– Генрих… – прошептал Соколов. – Я и правда не полечу с тобой. Хотел бы, но не могу. Лучше сразу убей.

– Ты предпочтешь смерть? – Генрих резко повернул голову к нему.

– Я не дезертир. На мою страну напали. Понимаешь?

– Понимаю. За последние дни особенно много понял. – Генрих помолчал, подкидывая носком сапога камешек. – Пойми и ты меня. Я тоже… не дезертир.

Соколов присел на корточки, шумно выдохнул.