Георгий Катков - Февральская революция

Но после успеха Февральской революции и возникновения двух соперничающих органов власти - Временного правительства и Петроградского Совета — немцы встретились с новой ситуацией. Германия не пыталась оказывать прямого давления на эти органы, за исключением, быть может, использования таких посредников, как М.Козловский (правая рука Фюрстенберга-Ганецкого), который стал членом Исполнительного Комитета Петроградского Совета в момент его образования.

Немцы, кроме того, боялись, что горячечный энтузиазм, с которым население России встретило смену режима, приведет к созданию своего рода "священного союза", и что это обновит военную мощь России. Даже большевистские лидеры, Каменев и Сталин, вернувшиеся из Сибири, были заражены этими настроениями и, казалось, готовы были считать продолжение войны с Германией частью борьбы за новую свободу. Лозунг "Долой войну", которым пользовались для агитации в массах до Февральской революции, был временно снят, чтобы не расколоть революционное движение и не лишиться поддержки как буржуазии, так и армии.

Германские власти считались с той опасностью, что революция может вылиться в патриотический подъем. Об этом предупреждали их русские советники, кроме того, опасения усиливались фактом немедленного признания и даже одобрения западными союзниками нового режима. Необходимы были немедленные действия, чтобы не потерять исключительных возможностей, предоставленных переворотом. С точки зрения германских властей, как и с точки зрения Ленина, ничего не могло быть хуже консолидации правительства Милюкова и Гучкова.

В это время для Германии сразу же возросло значение таких людей, как Гельфанд и даже Цивин. Возможно, их роль стала особенно важна в связи с неожиданным отступничеством Кескюлы. В письме к Штейнваксу, отмеченном некоторой манией величия, он объявил, что отходит от немцев, что их дороги теперь разошлись, но что он все же оказал им большую услугу, обратив их внимание на Ленина.

Германское министерство иностранных дел прекрасно сознавало, что энтузиазм февральских дней может возродить дух национального единства, и чтобы помешать этому, следует поддержать любую фракцию, как бы ни была она мала и незначительна, если эта фракция выступает против продолжения войны. Интересно, что прежде всего немцы думали использовать бывшего депутата Четвертой Думы большевика Малиновского. От этого, однако, сразу пришлось отказаться: в Петрограде были открыты архивы тайной полиции, и председатель Думы Родзянко объявил, что Малиновский на протяжении всей своей думской карьеры служил тайным осведомителем охранки. Тогда германские власти целиком перенесли свое внимание на Ленина.

§ 9. Возвращение Ленина.

Ошеломляющую новость - весть о начале революции в России – Ленин узнал 14 марта (по новому стилю) от австрийского социал-демократа Вронского. К 16 марта пришли официальные подтверждения из Петрограда. Новость была совершенно неожиданная, однако Ленин сразу понял, какое значение она имеет в его судьбе. Он не позволил себе того безумного восторга, с которым приняли революцию русские революционеры в России и за границей. Первая его реакция была жесткой, в ней прежде всего видна решимость продолжать борьбу. 16 марта он писал Коллонтай:

Сейчас получили вторые правительственные телеграммы о революции 1(14) III в Питере. Неделя кровавых битв рабочих, и Милюков + Гучков + Керенский у власти!! По "старому" европейскому шаблону...

Ну, что ж! Этот "первый этап первой (из порождаемых войной) революции" не будет ни последним, ни только русским. Конечно, мы останемся против защиты отечества, против империалистской бойни, руководимой Шингаревым + Керенский и Ко. Все наши лозунги те же.

.. .Главное теперь - печать, организация рабочих в революционную социал-демократическую партию... Величайшим несчастьем было бы, если бы обещали теперь кадеты легальную рабочую партию и если бы наши пошли на "единство" с Чхеидзе и Ко.

Но этому не бывать. Во-первых, кадеты не дадут легальной рабочей партии никому, кроме гг. Потресовых и К°. Во-вторых, если дадут, мы создадим по-прежнему свою особую партию и обязательно соединим легальную работу с нелегальной... Непременно более революционная программа и тактика (элементы ее у К.Либкнехта, у Socialist LaboIIr Party в Америке, у голландских марксистов и т.д. есть) и непременно соединение легальной работы с нелегальной.

Далее Ленин впервые выдвигает лозунг о том, что власть должны захватить "советы рабочих депутатов", (а не "кадетские жулики"). Ленин заканчивает письмо нетерпеливой ремаркой: "...После "great rebellion" 1905-го - "glorioIIs revolIItion" 1917 года!" (После "великого мятежа" 1905 г. - "славная революция" 1917 г.)

Набрасывая этот свой первый революционный манифест, Ленин не подозревал, как трудно будет в первые недели Февральской революции найти в России деятельность, которая считалась бы нелегальной.

Ленин уже давно ясно дал понять — своим сторонникам и друзьям, а через них и германскому правительству, — что будет бороться против оборонительной войны даже после падения царской власти. В своем прощальном обращении к швейцарским рабочим, написанном перед отъездом в Россию, Ленин упоминает декларацию, опубликованную в его "Социал-Демократе" 13 октября 1915 года, добавляя:

Мы сказали там, что если в России победит революция и у власти окажется республиканское правительство, желающее продолжать империалистскую войну, войну в союзе с империалистской буржуазией Англии и Франции, войну ради завоевания Константинополя, Армении, Галиции и т.д. и т.п., то мы будем решительными противниками такого правительства, мы будем против "защиты отечества" в такой войне. Приблизительно такой случай наступил. Новое правительство России, которое вело переговоры с братом Николая II о восстановлении монархии в России и в котором главнейшие, решающие посты принадлежат монархистам Львову и Гучкову, это правительство пытается ... выдать за "оборонительную" ... свою империалистскую войну с Германией, - выдать за "защиту" русской республики ... защиту хищнических, империалистских, грабительских целей капитала русского, нглийского и проч.82

Главное, что все стороны достигли полного согласия. Швейцарский министр иностранных дел, социал-демократ Гофман, состоявший в тесном сотрудничестве с германским правительством, свел Роберта Гримма, издателя "Бернер Тагвахт", с предполагаемыми путешественниками. Но еще в начале января у Ленина произошла с Гриммом резкая ссора, он обвинял его в швейцарском "социал-шовинизме". Поэтому Гримм был заменен другим посредником, швейцарским социал-демократом Фрицем Платтеном. Его платформа была ближе к ленинской, кроме того, он состоял в наилучших отношениях с Ромбергом, германским посланником в Берне.