Михаил Исхизов - Капкан для лешего

Филидор знал, что спорить с Никодимом дело пустое. Он пожал плечами, повернулся, высоко поднял хвост и с достоинством двинулся в сторону кабинета географии.

Глава пятая.

Трое бывалых леших сидели у входа в землянку. Над ними раскинул лапы большой развесистый дуб. Его могучие ветви и густая крона как шатер накрывали почти всю поляну перед землянкой и саму землянку. Сколько лет этому дубу никто не знал. Кажется, он всегда был здесь, таким же громадным. Даже самые старые лешие не видели его молодым. А под дубом лежали друг против друга два могучих, в полтора обхвата, бревна, ошкуренных когда-то до белизны, и потемневших от времени. На них всегда и усаживались лешие, когда приходили к Ставру.

- Сколько обитаем здесь, ни разу о таком не слышал, - недоумевал Могута. - Не может такого быть.

- А ты еще раз глянь, - сунул ему в руки вершинку березки Ставр.

Могута взял вершинку, повертел ее, провел рукой по молодым листьям, пощупал излом и вздохнул. Вздох получился тяжелым, длинным и настолько обстоятельным, что вялые листья на обломке березки зашевелились. Таким уж могучим лешим был Могута. Широкие плечи - как кряжи, грудная клетка -- словно ствол столетнего дерева - не обхватишь, сильные руки - как сучья у дуба и росточком не мал. А поверх всего: круглая кудлатая голова с лохматой бородой, широким ртом, крупным носом и большими зелеными как лес глазами. Одно слово - Могута, лучше такую громадину и не назовешь.

Рядом с ними сидел Еропка. Как может выглядеть лешак, с таким легким, почти, что невесомым именем? Конечно, невысоким, худощавым, с тонкой шеей и небольшой редкой бородкой. А глаза вприщурку: хитрые, умные.

- Я всегда говорил, что нет у нас в Лесу порядка, - Еропка взял у Могуты вершинку, тоже прошелся чуткими пальцами по излому. - Кто что хочет, то и делает. На шестом кордоне полянка была, туда, почитай, со всего Леса голубые цветы собрались. Красотище неописуемое. Так какой-то шпынь прямо по ним тропку протоптал. А родник, что у красного камня, каждый день чистить приходится, сухие ветки туда бросают... - Еропка обличал бы еще долго, если его не перебил бы Ставр.

- И кто это, по-твоему, все делает? - спросил он. - Топчет цветы, бросает сучья в родник...

- Кто, кто?.. Неизвестно кто. Не могу поймать. А оно, эдак, получается потому, что общего порядка нет. Строгости у тебя, Ставр, не хватает. Слишком много воли даешь: кто что хочет, то и делает. Пущевики, считай, каждую неделю вылазят из своей чащобы, сок им березовый нравится. А зачем, спрашивается, нам пущевики? Не нужны они здесь со своими непонятными мыслями. Прошлой луной еще и полевик забрел. Сам здоровенный, а ума во! - Еропка скупо отмерял кончик указательного пальца и показал его собеседникам. - Елани ему, понимаешь, понадобилось посмотреть. А пока этот полудурок елани осматривал, время ушло и он теперь до новой луны из Леса выбраться не может. Вот и бродит по кустам без всякой цивилизации, и чего он делает, никому неизвестно... Банник поселился на кордоне. Баньку соорудил да еще с парилкой, и веников нарезал. Я, вообще, не против, пусть народ моется. Обратно же, лечит он там. Но вывеску какую соорудил!? Сами видели: "Целебные термы". Своих слов ему не хватает, так он иностранными заманивать стал. И подействовала ведь такая его наглядная агитация. Целыми днями из его бани пар пышет. По Лесу пройдешь - пусто, все в бане у Каливара. Вроде у нас в Лесу и народу столько не было, сколько теперь в бане толчется. Аншлаг у него. А, ежели все в бане толочься будут, кто станет делом заниматься?! Еще и полудница к нему перебралась. Носится по кордону, как заведенная. Все бы ей хи-хи, да ха-ха. Голыми коленками смущает. И еще кто-то по Лесу, совершенно мне неизвестный, по ночам шалается. Наверно к ним и ходит. Это, мне на зло, чтобы я, по темному времени, не мог разглядеть, кто такой у них бывает.

Ставр и Могута Еропку, почитай, и не слушали. Наперед знали, о чем он говорить станет, и ждали, пока тот иссякнет.

- А моховики, те вовсе распустились, - не иссякал Еропка. - Шастают, шастают, и все галдят, галдят. От их галдежа в мозгах затмение происходит, и уши чешутся. Это же совершенно невозможно работать в такой экстеремальной обстановке.

- Того, кто эту березку заломал, поймать надо и стукнуть раза три, - предложил Могута, уловив момент, когда Еропка замолчал, чтобы вдохнуть.

Ставр глянул на его кулаки: если Могута стукнет, то вполне хватит и одного раза. А у Еропки завод еще не кончился.

- Их поймаешь... - подхватил он. - Кто же это, интересно, их ловить станет? И так весь день вертишься, вертишься, как белка в колесе, перекусить некогда. Я отвар из шиповника сделал, горло подлечить необходимо, так третий день выпить забываю. А еще дневник наблюдения за Деревом вести надо. Каждый вечер как привязанный за дневником сижу. В землянке же темно. Как в старину живем, без электричества, со свечами. Пишу, пишу, наверно скоро зрения лишусь... А чтобы очки выдать, так нет у нас такого порядка. Лешим, говорят, очки не положены. Домовому Никодиму очки вовсе не нужны, но в очках ходит. А ведь равноправие должно быть. Не где-нибудь живем, в Лесу. Почему это домовым такая привилегия? Клямке - другой разговор, никаких претензий. Клямке свои очки из неметчины привез, а Хрол, откуда очки взял? В этом вопросе полная неизвестность, требующая консенсунса.

Еропка помолчал, прикидывая, на что бы еще пожаловаться и этим воспользовался Ставр.

- Племянники ко мне приехали, на практику, - сообщил он. - Неплохие лешачки, бойкие. И книга у них есть научная, о том, как преступников ловить. Молодые, а в криминалистике разбираются.

- Их что ли хочешь послать? - спросил Могута. - Они же Леса не знают.

- Наколобродят чего-нибудь, а нам потом расхлебывать, - недовольно выпятил губы Еропка.

- Хотя, может оно и хорошо, что Леса не знают, - продолжал рассуждать Могута. - Мы тут ко всему привыкли, а у них свежий глаз.

- И я о том же думаю. Они сами напросились. Молодые, им искать да ловить удовольствие. Они считают, что это Пелга каруселит, пошли сейчас на Хлюпошлепное болото, решили присмотреть за ней.

- Пелга все может, - кивнул кудлатой головой Могута. - Вредней бабы в жизни не встречал.

- Характер у нее слишком энергетический, - осудил кикимору и Еропка. - Вполне могла березку сломать. Все видели, как она зыркает. Глаза черные: зырк, зырк, аж насквозь прожигает. Если ты порядочная баба, так глаза у тебя должны быть зеленые, или голубые. А у нее черные. С такими глазами вполне могла гнездо разорить, - Еропка громко высморкался и добавил. - У нее и на болоте порядка нет. Там деревья от сырости плесневеют...

- Муравейник ей, зачем рушить? - спросил Ставр.

- Из вредности, просто из вредности. Нет у нее уважения к Лесу... И к лешим уважения нет. "У тебя, - говорит она мне, - борода пустяшная, козлиная у тебя, - говорит, - борода. Ее никто всерьез и не принимает". А какое ей дело до моей бороды! - Еропка ласково повел рукой по своей бородке очень напоминающей козлиную. - У меня и дед такую бороду носил, а травы лучше всех знал. Полным комплектом уважения пользовался.