Сон Мён Мун - Человек планеты, любящий мир. Преподобный Мун Сон Мён. Автобиография

У меня в голове всегда было столько планов и важных дел, что мне не хотелось терять времени даже на еду. Чтобы люди зря не тратили время, накрывая для меня на стол, я ел, сидя на полу и склонившись над тарелкой. «Прояви же свою посвященность! Пусть она бьет из тебя ключом, даже если хочется спать! Выкладывайся по полной, пока есть силы!» — вот что я твердил себе снова и снова. Я молился в самый разгар нескончаемых нападок и ложных обвинений и думал, что таким образом сею семена, которые когда-нибудь взойдут и принесут обильный урожай. Если урожая не будет в Корее, то я не сомневался, что он непременно созреет где-нибудь в другой стране мира.

Через год после моего освобождения из тюрьмы в нашей Церкви было уже четыреста членов. И когда я молился, я повторял их имена одно за другим. Их лица возникали у меня перед глазами еще до того, как я называл их по имени. Кто-то из них плакал, а кто-то смеялся. Через молитву я мог почувствовать, как обстоят дела у каждого человека и не заболел ли он.

Иногда, произнося их имена во время молитвы, я вдруг ясно чувствовал, что именно этот человек придет сегодня в Церковь. И он действительно приходил! Или я мог пойти и навестить того, о чьей болезни узнавал через молитву, и он действительно оказывался болен. Прихожане изумлялись тому, как я догадывался об их недугах, ведь они ничего мне не говорили; но когда они спрашивали, как я это делаю, я лишь молча улыбался в ответ.

Нечто похожее произошло, когда мы готовились к Церемонии Благословения. Перед Церемонией я спросил каждого жениха и каждую невесту, сохранили ли они целомудрие. Один из кандидатов в ответ на мой вопрос громко и уверенно заявил, что сохранил его. Тогда я повторил вопрос, и он снова ответил утвердительно. В конце концов, я спросил его об этом в третий раз и получил тот же самый ответ.

Тогда я заглянул ему в глаза и спросил:

— Ты проходил военную службу в Хвачхоне, в провинции Канвон, так ведь?

— Да, — ответил он, и в голосе уже чувствовался страх.

— У тебя был короткий отпуск, и ты отправился в Сеул и остановился там в гостинице, верно? В ту ночь ты переспал с женщиной, носившей красную юбку. Я знаю все, что ты совершил. Зачем ты лжешь мне?

Я разгневался на того человека и прогнал его с Церемонии Благословения. Если вы смотрите на мир широко открытыми глазами души, вы увидите все — даже то, что сокрыто от вас.

Некоторых людей в нашу Церковь привлекало не столько учение, сколько такие вот сверхъестественные явления. Многие думают, что духовная сила важнее всего, однако подобные явления, именуемые чудесами, слишком сильно сбивают людей с толку. Если вера зиждется на необъяснимых или сверхъестественных явлениях, это нездоровая вера. Любой грех можно восстановить только с помощью искупления. Это нельзя сделать, полагаясь лишь на духовную силу. Вот почему по мере становления Церкви я перестал рассказывать прихожанам о том, что видел глазами души.

Тем временем люди продолжали приходить. Сколько бы людей ни собиралось — десятки или целые сотни, — я относился к ним так, словно передо мной всего один человек. Я всегда с готовностью выслушивал каждого, кто хотел рассказать о себе. Кто бы это ни был, я внимательно слушал всех — и бабушку, и молодого парня, — словно кроме них у меня больше никого не было. Все мои прихожане говорили с уверенностью: «Никто во всей Корее не умеет слушать так, как преподобный Мун». Какая-нибудь старушка могла начать свой рассказ с того момента, как она вышла замуж, и закончить перечислением болезней своего мужа.

Я так люблю слушать, как люди рассказывают о себе! Когда они открывают мне душу и рассказывают о жизни, время для меня летит незаметно. Я могу слушать их по десять и даже двадцать часов кряду. Если человек хочет выговориться, значит, для него это очень важно. Таким образом люди пытаются найти решение своих проблем, и я чувствую, что должен внимательно выслушать их. Проявляя искренний интерес к жизни другого человека, я могу тем самым выразить свою любовь к нему и вернуть свой собственный долг перед жизнью. Очень важно ценить жизнь как величайшую драгоценность. С тем же рвением, с которым я слушал людей, я искренне делился с ними своими переживаниями и молился за них в слезах.

Сколько раз я молился и плакал всю ночь напролет! Доски пола, на котором я сидел, были так сильно пропитаны моими слезами, что никогда не просыхали.

Спустя несколько лет, когда я был в Соединенных Штатах, мне сообщили о том, что наши прихожане собираются обновить здание Церкви в Чхонпхадоне. И я немедленно выслал им телеграмму с требованием, чтобы они прекратили все работы. Да, эта церковь воплощает собой навсегда утраченный период моей жизни, но, помимо этого, она может поведать об истории нашей Церкви. Как бы красиво ее ни перестроили, в чем смысл этого, если вся история Церкви Объединения будет уничтожена? Главное — это не внешняя красота и не ухоженность здания, а все те невидимые глазу слезы, что были пролиты в нем. Дом может не отвечать чьим-то вкусам или стандартам, но этот дом — само воплощение традиции, и в этом — его ценность. Если люди не уважают свои традиции, их неминуемо ждет крах.

Сами стены церкви в Чхонпхадоне дышат историей и насквозь пропитаны ею. Глядя на какой-нибудь выступ стены, я вспоминаю, как прижимался к нему и о чем рыдал в ту минуту. И когда я гляжу на этот выступ, у которого плакал когда-то, я снова начинаю плакать. Даже слегка скособоченный дверной проем напоминает мне о пережитом. А теперь все полы поменяли, и старых досок уже давным-давно нет. Тех самых досок, на которых я столько раз сидел, скорчившись и плача взахлеб... Их уже нет, и следы моих слез исчезли навсегда. А ведь мне так нужна память о той боли! Не беда, если дом стоит без ремонта и вся обстановка устарела. С тех пор прошло много лет, и теперь у нас множество филиалов Церкви с отличной планировкой и интерьером. Но мне гораздо сильнее хотелось прийти и помолиться в тот маленький домик в Чхонпхадоне. Мне было там гораздо спокойнее...

Я прожил всю свою жизнь, молясь и проповедуя, но даже сейчас я очень волнуюсь, выходя к аудитории. Ведь если вы занимаете положение, позволяющее вам говорить с людьми на общественные темы, значит, в ваших силах спасти этих людей или дать им погибнуть. Для меня это вопрос исключительной важности — помочь тем, кто услышит мое слово, встать на путь, ведущий к жизни. В такие моменты я буквально провожу черту между жизнью и смертью.

Даже сейчас я не готовлюсь к службам заранее, чтобы не привносить в них своих личных целей или ожиданий. После такой подготовки я могу передать людям лишь знания, накопленные в голове, но никак не чувства, исполненные искренности и страсти. Перед тем как выйти на проповедь, я старался выразить свою посвященность, уделяя молитве как минимум десять часов. Это помогло мне углубить свои корни. Даже если листва на большом и мощном дереве слегка объедена гусеницами, оно не погибнет, если его корни достаточно глубоки. Мои слова порой могут показаться чересчур прямолинейными, но люди поймут меня, если я вложу в них всю искренность своего сердца.