Гай Орловский - Принц – Консорт

– Ну, – напомнил я, – говори.

Мужик медленно поднялся на ноги, лицо на мгновение дернулось, словно сдерживает боль, но выпрямился и посмотрел на меня с ненавистью.

– Да пошел ты.

– Гордый ответ, – согласился я, – но неразумный.

– А мне плевать, – заявил он.

– Ты будешь лишен жизни, – напомнил я высокопарно.

Он в удивлении огляделся по сторонам.

– Чего-чего? А где она?

– У тебя тоже жизнь, – сказал я строго. – Не ропщи!… А теперь стой спокойно и не шевелись… Зайчик, давно я тебе ничего лакомого не давал…

Арбогастр посмотрел на меня недоверчиво, тряхнул ушами и потянулся к чугунному шару. Мужик застыл в ужасе, когда страшный черный конь обнюхал деловито, распахнул пасть и попробовал цапнуть зубами гирю, но не получилось, фыркнул и сомкнул зубы на цепи.

Глаза его из кротких коричневых стали багровыми, он шумно вздохнул, из пасти вырвался дым. Звучно хрустнуло, чугунный шар откатился уже без цепи, только с торчащей петлей, а Зайчик принялся мерно пожирать цепь. В его чудовищной пасти хрустело, словно заработала камнедробилка, где крошат не гальку, а целые глыбы гранита.

Мужик смотрел выпученными глазами, но когда конская пасть начала приближаться к нему, спросил опасливо:

– А ногу не отгрызет?

– Зато браслет снимет, – успокоил я.

Он сказал нервно:

– Нет, пусть лучше останется. Такое кольцо, а как блестит!

– Да зачем? – спросил я. – Пусть ест. Не жадничай.

Мужик сказал быстро:

– Я туда рубины вставлю!…

– Здорово, – согласился я. – Глядишь, подхватят моду Через год-другой все щеголи будут ходить с такими браслетами. А то и вдвое толще, чтоб издали было видно.

– И на обеих ногах, – добавил он.

– Хорошо, – сказал я и натянул повод, – Зайчик, ну что тебе цепь из низкосортного железа?… Попробуй все-таки эту гирьку…

Он брезгливо обнюхал и оглянулся на меня с немым укором. Дескать, то хоть и низкосортная, но все-таки сталь, а это вообще чугун, где больше глины, чем железа.

– Ладно, – сказал я, – в ближайшем городе я тебе гвоздей куплю.

Мужик спросил ошалело:

– Вы что… гвоздями это страшилище кормите?

– Нет, – сказал я, – простым ячменем, а гвозди – лакомство. Ну, ты свободен! Иди и не греши. Вот тебе монета, купи одежду поприличнее.

Он взял монету, но на меня смотрел с растущим удивлением.

– Вы даже не знаете, за что мне прицепили это украшение.

Я вздохнул.

– Ты не сказал, а это не мое дело – выколачивать признание. Все подозрения нужно толковать в пользу обвиняемого. Ты мог быть жертвой судебной ошибки. С другой стороны, вся нечистая сила теряет магический дар при соприкосновении с железом.

Он сказал поспешно:

– Браслет еще на мне!

– Это ненадолго, – сказал я понимающе. – Ты от него избавишься в ближайшем селении, где есть кузнец. Но постарайся не вредить людям. Ответить им добром на добро.

Он криво ухмыльнулся, его вид не обещал ничего хорошего, ибо это люди, а не бобры приковали его к гире, но ответил с той же иронической небрежностью:

– Я буду стараться. Как ваше имя, мой господин?

– Ричард, – ответил я. – Ричард Длинные Руки.

Он пробормотал:

– Что-то слышал. А я – Дуглас Ливерфильд.

– Будь здоров, Дуглас, – сказал я.

Зайчик, уловив сигнал, рванулся с места, как выпущенная из гастрофарета гигантская стрела.

Некоторое время я еще думал об этом странном заключенном, явно сумевшем сбежать откуда-то, имя у него родовое, знатное, но в заключении побыл, судя по неопрятной бороде, давненько, потом мысли перешли на самое любимое – флот. Как наяву увидел залитую солнцем бухту Тараскона, а в ней десятки строящихся кораблей…

Бобик на ходу вскинул морду, нюхая воздух, затем внезапно свернул, не слишком, но заметно, и пошел еще быстрее.

Я крикнул запоздало:

– Эй, морда!… Ты куда?

На горизонте показалась группа всадников. Бобик, как черная молния, ринулся к ним с такой скоростью, что растянулся в смазанную линию.

– Зайчик, – сказал я с тревогой, – давай за ним. Что-то начинает умничать, уже за меня решает, куда нам идти.

Зайчик пренебрежительно фыркнул, мол, собаки время от времени пытаются повысить статус в стае, и если им не препятствовать, постараются вообще стать вожаками, подчинив даже человека.

– А вот фиг ему, – крикнул я навстречу ветру

Всадники остановились далеко впереди, а Бобик

налетел на кого-то, вроде бы даже сбил с коня, повалил, но почему-то не рвет в клочья, тоже мне Адский Пес, а облизывает. А поверженный отпихивается руками и ногами, но не орет, а визжит. Остальные поставили коней кругом, но вмешиваться не рискуют.

Кто сказал, мелькнуло у меня в мозгу, что женщина с мечом – это красиво? Даже прекрасно?… Это отвратительно. Какие бы героические позы ни принимала. И как бы ни выпячивала вторичные половые.

Это вызовет восторг только у недоразвитых, а нормальному понятно, что меч – дело рук мужчин, да и то по необходимости. Женщины вынуждены бывают взять меч в руки только в случае, если их мужчины – полное говно.

Понятно же, что женщина по силе не сравнится с самцом, как понятно и то, что потеря женщины – невосполнима, в то время как мужчин перебей хоть почти всех, лишь бы остался один, на развод, он мигом восстановит поголовье, а вот если тысяча мужчин и одна женщина, то она не сможет родить тысячу детей на следующий год.

Есть только одно исключение, и я его принимаю, потому что исключение, как известно, лишь подтверждает правило, а во-вторых, потому что исключение – Боудеррия.

Она кое-как поднялась, все еще отпихиваясь от признаний в любви Бобика. В первой десятке отряда весело ржут виконт Каспар Волсингейн, всегда настороженный и насупленный, несмотря на цветущую молодость, юный граф Эдгар, виконт Ульрих Росбент, кстати, он уже не виконт, а барон, не забыть бы, и другие знакомые мне лица.

Каспар крикнул:

– Боудеррия, как этот зверь тебя любит!

Ульрих сказал с непонятным выражением:

– Да они и похожи…

Юный граф Эдгар взглянул на него с укором и торопливо уточнил, стесняясь и краснея:

– Такие же… красивые.

Каспар сказал с сомнением:

– Все-таки Бобик красивее.,.

– Нет, наша Боудеррия, – возразил Ульрих.

– Бобик!

– Боудеррия!

– У Бобика посмотри какие клыки!

– А у Боудерии их больше, – возразил Ульрих. – И Боудеррия кого угодно порвет, а Бобик больно ласковый.

– А мускулы? Посмотри, какие у Боудеррии!…

– У Бобика под шерстью плохо видно. А так пощупай…

Каспар поежился.

– Сам щупай!… Ты еще предложи Боудеррию…

Он даже не договорил, не решился, ибо Боудеррия повернулась и посмотрела на остряков, рискнувших сравнивать ее достоинства с Бобиковыми.

Светло-голубые глаза смотрят с прежним убийственным холодом, и только губы не может удержать от расползания в счастливую улыбку, а так во всем прежняя: легкие кожаные доспехи, укрывающие торс и ноги до колен, сапоги с низкими голенищами, сильные мускулистые руки и рукояти двух узких мечей, выглядывающие из-за спины.