Вахтанг Ананян - На берегу Севана

- Чамбар, держи, лови ее, Чамбар! - растерянно размахивая руками, кричал дед. - Врешь, не уйдешь, я еще сдеру с тебя шкуру!

Чамбар не нагнал куницу. Она успела добежать до дуба и нашла приют на одной из самых верхних его веток. Прижавшись к дереву, зверек затих.

- Ах, проклятая, бороду мне опалила! - сердито ворчал дед, стряхивая с себя искры. - Чтоб твоя родительница подохла!… Вы что зевали? Надо было за хвост схватить… Будь я молод, я бы ее не.упустил.

«Болт… бо-олт… болт!…» - взревел на Гилли «водяной», словно смеялся над неудачей деда.

- И этот туда же! - рассердился дед. - Вот я ему сейчас покажу, чего стоит охотник Асатур.

В те дни в окрестностях появились волки, и старый охотник на всякий случай взял у председателя его боевую винтовку.

- Дробью ее не достанешь, - сказал старик, - высоко забралась. Придется из винтовки. - Дед вздохнул. - Эх, жаль, старый стал я… Надо выстрелить в голову, тогда шкурку не попортишь. Но куда уж мне!… На-ка ты попробуй, - протянул старик винтовку Грикору.

Грикор обрадованно потянулся было за нею, но дед, удивленно подняв брови, язвительно засмеялся и отдернул ружье:

- Ты что думаешь - я уж и на самом деле никуда не годен, что ты меня заменить можешь?…

Грикор опешил. Рука его так и повисла в воздухе. Ребята, поняв, что дед шутит, рассмеялись.

- Умри верблюд, все одно - не снести ослу его шкуры, - загадочно сказал дед и, подняв винтовку, прицелился.

Раздался выстрел, и куница, соскальзывая с ветки на ветку, упала на снег так бесшумно, как мог бы упасть брошенный на ветер серо-коричневый комок ваты.

Камо подбежал и поднял зверька. Он был поражен: пуля выбила у куницы только два передних зуба. Шкурка, мягкая, нежная, бархатистая, осталась неповрежденной.

- Вот как стрелять надо! - хвастался дед, самодовольно поглаживая прикрепленный к архалуку значок «Ворошиловский стрелок». - Даром, что ли, меня, охотника Асатура, во время войны район командиром ополчения в селе Личк назначил? Так, зря, наугад?… И в районе знают, какой стрелок дед Асатур!

Зверек был красивый - каменная куница-белодушка. Шкурка ее была темно-каштанового цвета, на брюшке - более светлого оттенка, на шее - большое белое пятно, хвост пушистый, пышный. Но по мере того как жизнь покидала куницу, мех ее терял ту красоту, которая свойственна ему только у живого существа.

- Погодите-ка, у нее вся мордочка в меду, да и на голову сколько налипло!… Дай слизну, - шутил Грикор.

- Фу, довольно тебе! Кто тебя не знает, подумает, что ты и на самом деле обжора! - возмущался Камо.

- Ну, а если мне не даете, дайте Чамбару, пусть полакомится, - предложил Грикор.

Услышав свое имя, Чамбар начал повизгивать. Было ясно - предложение Грикора пришлось ему по сердцу.

- Это можно, - согласился старик и достал нож.

Он не вспорол шкурку, а вытащил из нее через пасть все тельце зверька и отдал Чамбару. Шкурка же осталась целехонькой, и, когда дед набил ее сухими дубовыми листьями, куница, казалось, ожила.

По дороге в село Камо спросил:

- Дедушка, а что ты сделаешь со шкуркой?

- Вы что, думаете, отняли у моей внучки камень на кольцо, отправили в Ереван - я так это и оставлю?

Ответ деда обрадовал мальчиков: Асмик была у них у всех на уме, когда они думали о шкурке.

Когда они пришли в село и остановились у дома, где жила Асмик, дед вызвал девочку и накинул ей куницу на шею:

- Возьми, доченька. Наденешь в день свадьбы и вспомнишь старого охотника Асатура.

Асмик покраснела, но меху - шелковистому, нежному - необычайно обрадовалась. Прижималась к нему лицом и все повторяла:

- Какой же он красивый, мягкий…

Камо готов был отдать полжизни, чтобы этот мех подарил девочке он, а не дед…

С подснежниками, фиалками, стаями птиц с юга пришла и, пройдя по долине Аракса, поднялась к вершинам Дали-дага новая весна. Природа проснулась после зимнего сна, скинула белое покрывало и надела красочные одежды. В камышах озера Гилли снова закопошились, зашумели, заговорили на все лады птицы.

С наступлением весны ребята привели в порядок инкубаторы, добыли аккумуляторы. Неузнаваемо изменилось все здесь за зиму. Маленький, детскими руками созданный птичник превратился трудами колхозников в большую ферму. Птицы были помещены в новые клетки и питание получали по особым рационам: по одному - несушки, по другому - птенцы, по третьему - селезни и петухи водяной курочки*

В один из солнечных дней Асмик широко раскрыла ворота фермы, и ее питомцы - водяные птицы разных пород и раскрасок - неудержимо двинулись к пруду. Солидно переваливаясь с боку на бок, шли гуси нуия. Перья у них блестели так, как это и должно быть у здоровых и жирных птиц.

Асмик не могла нарадоваться, глядя на своих питомцев.

- Вы поглядите только, как они уже выросли!… И птица в птицу: недаром в один день родились! - в восторге повторяла она.

- Да, все от одной железной матери, - с обычным смехом в глазах сказал Грикор. - Все выросли… Да ведь и ты выросла, Асмик. Джейран ты, а не девочка!

Асмик больно ухватила Грикора за вихор.

- Нет, нет, - вопил Грикор, - не выросла, не выросла! Пусти, больно!

Но Грикор был прав: Асмик за год расцвела. Не отстали от нее и товарищи. Камо еще более возмужал. На верхней губе у него уже пробивались усы, голос погрубел. Армен тоже повзрослел, но стал еще тоньше и застенчивее. Только Грикор остался как будто таким же: то же детски-наивное лицо, такой же подвижной, бойкий, тот же смех в черных глазах…

Дикие птицы на ферме начали нестись. А так как несушек было до ста двадцати, ребятам больше не было нужды собирать яйца для инкубаторов на озере.

Из отделения, где содержались лысухи, выбежала радостная Асмик. В руках у нее было продолговатое, покрытое мелкими крапинками яйцо.

- Первое яйцо! - закричала она. - Первое яйцо домашней лысухи! Поглядите, какое красивое!

- А ну, дай мне… Дай на зубах попробую. Ты знаешь, какие крепкие первые яйца у молоденькой курицы! - И Грикор протянул руку.

- Не дам! - испугалась Асмик. - Раздавишь. - Она нежно прижала яйцо к щеке.

- Давайте взвесим, - предложил Армен.

Грикор принес маленькие аптечные весы, висевшие на гвозде в одном из углов фермы.

- Ну, такое же, как и куриное, - сказал Армен, взвесив яйцо. - Тридцать семь граммов. А через год, через два, когда птицы подрастут, они и яйца будут нести крупнее. Нам теперь нужно получить помесь между дикой и домашней птицей, понимаешь, Асмик?