Дава Собел - ДОЧЬ ГАЛИЛЕЯ

Джон Мильтон посещает Галилея в Иль-Джойелло.

Институт и Музей истории науки, Флоренция

В безопасной протестантской стране голландский издатель не боялся никаких грозных мер со стороны Римской Инквизиции. Однако Галилей оставался в уязвимом положении в Арчетри и потому до последнего момента делал вид, что понятия ни о чем не имеет. Даже в посвящении французскому послу Франсуа де Ноаю он выражает притворное удивление тем, как рукопись нашла дорогу к иностранному печатному станку. В предисловии, датированном 6 марта 1638 г., Галилей писал:

«Я признаю сие результатом великодушного расположения Вашего Превосходительства, которое Вы проявляете к этой моей работе, вопреки тому, что сам я, как Вам известно, будучи в смущении и испуге, из-за злой судьбы, постигшей другие мои работы, решил больше не появляться на публике со своими трудами. Но дабы они не оставались совершенно похороненными, меня убедили послать копии рукописи в некоторые места, чтобы она была известна, по крайней мере, тем, кто разбирается в предметах, о коих я берусь судить. И, выбрав как самое лучшее возможность передать рукопись в руки Вашего Превосходительства, я чувствовал уверенность, что Вы, из особого пристрастия ко мне, возьмете на себя миссию сохранить мои исследования и труды. Поэтому, когда Вы проезжали через наши края, на обратном пути из своего римского посольства, мне выпала привилегия приветствовать Вас лично (как ранее я Вас часто приветствовал в письмах), и мне представился случай передать Вам имевшийся у меня на тот момент экземпляр рукописи этих двух работ. Вы милостиво проявили радость получить их, равно как и желание надежно сохранить их и поделиться ими во Франции с Вашими друзьями, сведущими в этих науках, чтобы продемонстрировать им: хотя я и храню молчание, из этого не следует, что моя жизнь проходит в полнейшей праздности.

Позднее я приготовил еще несколько копий, чтобы послать их в Германию, Фландрию, Англию, Испанию и, вероятно, в некоторые места в Италии, когда вдруг обнаружил, что Эльзевиры занимаются изданием этой моей работы, и я, вследствие этого, решил сделать сие посвящение и выслал им немедленно свои соображения по данному поводу. Из этой неожиданной и поразительной новости я сделал вывод, что, вероятно, Ваше Превосходительство пожелало поднять и распространить мое имя, поделившись некоторыми моими писаниями, передав их в руки печатников, ранее уже издававших мои работы [«Письмо к великой герцогине Кристине»], а те решили воздать мне честь, выпустив в свет сие сочинение из- под своего красивого и усердного пресса... Сейчас, когда дело дошло до этой стадии, безусловно, будет разумным, чтобы я каким-то явным образом выразил Вашему Превосходительству свою благодарность за столь щедрое расположение. Потому что именно Вы подумали об увеличении моей славы через распространение сих работ, расправивших крылья и поднявшихся в открытое небо, когда мне уже казалось, что моя репутация должна оставаться в пределах весьма ограниченного пространства».

Примерно в то же время, когда Галилей сочинял это благовидное оправдание, он обратился в Святую Инквизицию за разрешением отправиться на лечение во Флоренцию. Брат Урбана, кардинал Антонио Сант-Онофрио, через флорентийского инквизитора ответил на это жестким отказом, указав, что Галилей недостаточно подробно описал свою болезнь, дабы надеяться получить подобное снисхождение. Более того, кардинал заявил, что «возвращение Галилея в город дало бы тому возможность встречаться, вести беседы и дискуссии, в которых он мог бы снова высказывать осужденное ранее мнение о движении Земли»[97].

Однако слабеющее здоровье Галилея вынудило его настаивать на своей просьбе. По представлению Инквизиции ученого подвергли медицинскому осмотру, после чего он получил право временно остановиться в доме Винченцо в Коста-Сан-Джорджо. 6 марта кардинал Сант-Онофрио дал инквизитору Флоренции распоряжение: Галилей «может переехать с виллы в Арчетри, где он теперь находится, в дом во Флоренции для лечения своих болезней. Но я приказываю Вашему Преосвященству следить, чтобы он не мог выходить в город и вести публичные или тайные разговоры в доме»[98].

Прибыв во Флоренцию, Галилей обратился за новым разрешением - чтобы родные переносили его на стуле, так как в своем нынешнем состоянии он не мог пройти и нескольких шагов, в соседнюю церковь, Сан-Джорджо, к мессе. Накануне Пасхи кардинал Сант-Онофрио писал флорентийскому инквизитору, чтобы тот «по собственному усмотрению, дал разрешение Галилею посещать Мессу в постные дни в самой ближней церкви, удостоверившись, что тот не будет вступать при сем в личные контакты».

В конце весны 1638 г., еще до того, как «Две новые науки» вышли в свет в Лейдене, Галилей вернулся в Арчетри. Каким-то образом название книги изменилось, если не в результате перевода, то, вероятно, вследствие случайной трансформации или по воле издателя. Титульная страница гласит:

«Рассуждения и математические демонстрации относительно двух новых наук, принадлежащих механике и местным движениям, господина Галилео Галилея, линчейца, философа и главного математика Его Светлейшего Высочества великого герцога Тосканы, с приложением, где приводятся центры тяжести различных твердых тел»

Не сохранилось собственноручно написанного Галилеем варианта оригинального названия, есть лишь более поздние сожаления автора о замене «низкого и обычного титула на благородный и возвышенный». Тем не менее известно, что книга, появившаяся на прилавках в июне 1638 г., быстро продавалась. И лишь спустя несколько недель после публикации Галилей получил единственный свой экземпляр. К тому времени, когда книга попала в руки автора, он уже не мог не только читать, но и вообще видеть. Его глаза, подвергавшиеся инфекционным заболеваниям и перегрузкам на протяжении всей жизни, теперь отказали, и он ослеп в результате катаракты и глаукомы.

Сначала, в июле 1637 г., слепота поразила его правый глаз, вынудив ученого отказаться от добавления дня пятого к «Двум новым наукам», а следующей зимой - и левый. В сумерках, когда в его распоряжении оставался один глаз, чтобы глядеть на небеса или просматривать свои ранние заметки и рисунки, Галилей написал финальную часть трактата о том, как наилучшим образом измерять диаметр звезд и расстояния между небесными телами, а также сделал свое последнее астрономическое открытие, касающееся колебаний Луны.

«Я сделал потрясающееся наблюдение, гладя на лик Луны, - писал Галилей фра Микандзо в ноябре 1637 г., - тело которой, хотя и наблюдалось бесчисленное количество раз, кажется, никогда не отмечалось как меняющееся, но оно всегда одно и то же перед нашими глазами»[99].