Шараф Рашидов - Сильнее бури

Они рассказали ему о стихийном митинге ал- тынсайцев, передали их просьбу: известить обо всем Джурабаева, настоять на разборе этой истории со статьей и на привлечении клеветников к партийной ответственности.

Алимджан задумался. Он стоял перед Погодиным, покусывая губы, брови его, сросшиеся на переносице, нависли над глазами сплошным черным карнизом.

- Что тут думать, Алимджан! Пока осторожный рассчитывает, решительный свершает задуманное. Бери мой мотоцикл и дуй в район.

- Понимаешь, Иван Борисыч…

- Нет, не понимаю.

- Видишь ли, в чем дело… Я ведь, в сущности, должен защищать Айкиз?

- В статье говорится именно о ней и именно за нее хотят вступиться дехкане. А ты, как партийный руководитель, обязан потребовать от их имени, чтобы все, что насочинял Юсуфий об Айкиз, было всенародно признано клеветой.

Алимджан мялся.

- Так-то оно так… Но для дехкан Айниз председатель сельсовета, а мне она - жена.

- Жена-то, сынок, родней всех на свете, - заметил Халим-бобо. - Жена тебе самый близкий друг. А за друга ты должен в огонь и в воду…

- А потом тот же Юсуфий напишет, что партийный секретарь колхоза «Кзыл Юлдуз» выступил в роли адвоката собственной жены!

- Пусть напишет! - разозлился Погодин. - На каждый чих не наздравствуешься. Народ поверит тебе, а не ему. Статья-то клеветническая?

- Что ты на меня кричишь? Ну, клеветническая. Так не в этом же дело.

- Только в этом! А все остальные соображения - по боку. Защищая Айкиз, ты выступишь не как адвокат, а как друг и как принципиальный коммунист, которого должна возмущать любая клевета, кого бы она ни касалась.

- Меня и так уже обвинили в семейственности.

- Кто обвинил-то? Партия? Товарищи? Клеветник же и обвинил, а ты перепугался. Выходит, если на меня кто поклеп возведет, ты тоже от меня шарахнешься? Мол, Погодин мне друг, как бы не сказали, что я защищаю его из дружеских чувств. А дружеские чувства - великое дело! И если друг твой не прав, ты, из дружеских чувств, обязан осадить его. А если прав, дерись за него, как лев! Так я говорю, Халим-бобо?

- Твоя правда, сынок. Жизнь наша вся на дружбе замешана. Есть, дорогие, старая восточная притча. Спросили одного мудреца: «Что дороже золота?» - «Дружба», - сказал мудрец. «А что крепче железа?» - «Дружба», - снова сказал мудрец. «А что сильнее бури?» И мудрец воскликнул: «Дружба сильнее бури». Так за кого же еще и драться, как не за друзей?

- И еще учти, Алимджан, - вставил Погодин, - статья бьет не только по Айкиз. Смотри на это дело шире!

Алимджану ничего не оставалось, как согласиться. Он и сам начинал понимать, что его щепетильность может быть истолкована как трусость - трусость равнодушия. А он не был ни равнодушным, ни трусливым.

Когда они возвращались на полевой стан, где Погодин оставил свой мотоцикл, Иван Борисович тронул Алимджана за локоть. 4

- Отстанем немного, ты мне нужен на пару слов.

- Опять будешь распекать? - засмеялся Алимджан. - Я все, все понял, Иван Борисович!

- Все ли, Алимджан? Ты прости, что я вмешиваюсь в твои семейные дела. Но мне кажется- обижаешь ты жену…

- Чем же это?

- Своим невниманием. Мне Лола рассказывала: когда Айкиз подолгу не видит тебя, ходит, словно в воду опущенная. А не видит она тебя порой целыми сутками. Где она сейчас?

- Она всю ночь не спала, просидела у окна… Утром я зашел к ней, а ее уже нет… И в сельсовете тоже нет.

- Эх, ты! Сам-то небось спал, как сурок?

- Я на ногах еле держался. Сам понимаешь: такой был день…

- А я бы не смог уснуть, - задумчиво и как- то мечтательно проговорил Погодин, - и подолгу не видеться с Лолой тоже не смог бы. И нигде не задерживался бы, если бы договорился с ней о встрече. Вот женимся, только о ней, кажется, буду думать…

- А работа?

- И работать станет легче!

- Смотрю я, Иван Борисыч, нрепко же ты влюблен в Лолу! Повезло сестренке.

- А ты уже не любишь Айкиз?

- Что ты, Иван Борисыч! - Алимджан покраснел и, доверительно взяв Погодина под руку, признался: - До сих пор влюблен! Как мальчишка…

- Только стесняешься проявлять свои чувства? Боишься уронить мужское достоинство?

- Да нет… - Алимджан крепко потер ладонью затылок. - Дел до черта! Как уйдешь в них, обо всем забываешь!

- Так… Не дружат, значит, у тебя личное и общественное. А когда ты в докладах призываешь к слиянию сих начал - наверно, соловьем разливаешься? Говорить-то ты умеешь красно, складно.

- Погоди, Иван Борисыч! Вот ты, положим, обещал Лоле встретиться с ней в два часа ноль- ноль минут. А у тебя - дела. Что же, ты бросишь все и побежишь к своей невесте?

- Нет. Постараюсь управиться со всем побыстрее и не побегу, а полечу! Ведь у Айкиз, Алимджан, дел не меньше, чем v тебя. Но у нее почему-то остается время и на встречи с тобой, и на тоску, когда тебя нет…

Алимджан молчал. А когда они пришли на полевой стан, он бросился к мотоциклу, торопливо завел его и помчался в район к Джурабаеву.

Верный Байчибар - огонь и ветер! - одолел путь до района часа за полтора. Айкиз прибыла в райком как раз вовремя: Джурабаев уже был на месте и еще не успел никуда уехать.

В приемной Айкиз столкнулась с Султановым. Он вышел от Джурабаева с толстым роскошным портфелем под мышкой, хмурый, озабоченный. Но едва он заметил Айкиз, на его лице, словно он нажал какую-то кнопку, вспыхнула начальственноблагожелательная улыбка.

- А, Умурзакова! Легка на помине. Салам алейкум1

Айкиз молча кивнула и хотела уже было пройти в кабинет Джурабаева, но Султанов придержал ее.

- Куда торопишься? Джурабаев от тебя не уйдет, он, как говорится, всегда на посту. А мне надо с тобой потолковать.

- А мне надо потолковать с Джурабаевым.

- Ай, колючка ты, Умурзакова! Впрочем, грех на тебя обижаться, у тебя неприятности, а они ожесточают сердце…

- Неприятности?.. - тихо, с затаенной враждебностью переспросила Айкиз, которой казались кощунственными и улыбка Султанова, и его равнодушно-бойкие слова.

- Ну, прости, не так выразился. Я глубоко сочувствую твоему горю. Все скорбят вместе с тобой. Ты видела: на похоронах твоего отца было все руководство района!..

Айкиз взглянула на Султанова так гневно, что тот отступил, улыбка его на мгновенье сделалась растерянной… Но он тут же взял себя в руки, лицо его приняло официально-строгое выражение, и, уже не улыбаясь, Султанов сухо сказал:

- Вот что. Как председатель райисполкома, я имею право требовать отчета у своих подчиненных. Мне надо поговорить с тобой. Я не уверен, что ты, как председатель сельсовета, правильно понимаешь свои функции. Пресса уже сигнализировала об этом. После Джурабаева зайдешь ко мне. Я буду в райисполкоме.

Еще крепче прижав к себе портфель, он резко толкнул дверь в коридор. Айкиз, стиснув зубы от негодования, прошла к Джурабаеву. Джурабаев встал из-за стола, поздоровался, заботливо усадил Айкиз в кресло напротив своего стула и, заметно волнуясь, ероша короткие волосы, проговорил: на