Эриксон Стивен - Пыль Снов

Она гадала, что именно заставило старика считать себя волком. Какая рана разума позволила отбросить настоящую личность? Почему он не смог вернуться, найти потерянного себя? У разума слишком много тайн. Разум - мешок истин; их затаенная сила абсолютна. Искази одну истину, сделай ложью - и человек становится волком. Плоть и кость могут лишь следовать, пытаясь изменить строение тела. Две ноги в четыре, зубы в клыки: новые формы и новые цели, придающие достоверность фальши. "Но ведь ложь может быть не столь явной, как у старика с кривыми мозгами. Верно? Разве душа не может искажаться более тонкими способами? Сегодня я - один человек. Завтра я совсем другая. Видите мои истины? Ни одна не привязана. Я не скована одним "я", мной владеет множество личностей. Неужели я становлюсь больной? Сломанной?

Вот почему я не могу обрести мира?"

Близняшки идут в пяти шагах перед ней. Они - одно, расщепленное надвое. Остроглазые лица смотрятся в зеркало, и ничто не скроется от взоров. Истины могут пригибаться, но им не скрыться. "Я добровольно пошла за Туком Анастером, хотя в душе и протестовала. У меня появилось пристрастие, и имя ему - неудовлетворенность. Каждый раз, как оно овладевает мной, кто-то платит. Кафал, я унизила тебя. Я выкрикивала жалобы на отсутствие веры, я заставила тебя убежать. Где ты теперь, жрец с добрыми глазами?"

Мертвый взор Баалджагга снова и снова останавливался на ней. Она отстала от двойняшек. Вес малыша заставлял пылать каждый мускул рук. Можно бы опустить его - но тогда путешествие сразу станет ползанием. Все проголодались - даже неупокоенный волк мало что может здесь поймать. Выветренные травы равнин остались далеко за спиной. Почва уступила место плотной глине и каменным россыпям. Там и тут торчали колючие кусты, высовывая кривые сучья между подушек кактусов. Сухие ручьи показывали, где искать куски древесины; по большей части они были не толще запястья, но иногда им удавалось набрести на что-то большее, толщиной в ногу. Сеток казалось, что деревяшки носят следы обработки. Отверстия, в которые можно сунуть большой палец (разумеется, сделать так означает получить укус скорпиона или паука); едва заметные сколы, отметины резца. Однако ни один из древних ручьев не мог нести лодки и даже каноэ или плоты. Она не могла понять назначение этих деталей.

Северный горизонт был испещрен намеками на высокие каменные башни - словно далекие горы изгрызены, остались лишь пики, подобные узким шпилям. Они внушали беспокойство, словно на что-то намекали. "Ты в земле бесплодной. Я пожру тебя, но великий голод мой не утолится никогда".

Они сделали ужасную ошибку. Нет, она сделала. "Он вел нас на восток, и мы так и идем на восток. "Почему он повел нас туда?" Стави, не имею малейшего понятия!

Но я открыла правду внутри себя. Вся эта неудовлетворенность. Я недовольна не Туком или кем-то иным. Лишь собой. Неумением обрести мир, поверить и держаться веры.

Пристрастие само себя кормит. Возможно, я неизлечима".

Еще одно узкое русло ручья... нет... Глаза Сеток сузились. Две колеи в окружении выбоин от копыт. След. Близняшки тоже его увидели, потому что вдруг рванулись вперед и резко замерли. Сеток не сумела расслышать их разговора, но повернулись они к ней с выражением суровой решимости на лицах.

Стория указала пальцем: - Идут туда, вон туда.

- И мы туда, - добавила Стави.

На юго-восток, но загибаются. К востоку. "Да что же там такое? Что мы должны найти?"

- Бла-бла-бла-бла! - закричал мальчик, и его громкий голос над ухом заставил Сеток вздрогнуть. Баалджагг вышел и обнюхал следы. Наверное, инстинктивно. У проклятой твари уже нет работающего носа... или есть? Может, он много что унюхал. Жизнь и еще что-нибудь.

Близняшки двинулись по следу, громадный зверь за ними. Мальчик завозился в руках Сеток, и она поставила его на землю. Он побежал за сестрами.

"Да уж, хороший из меня вожак!"

Она увидела следы резкого поворота - колеса фургона пропахали глубокие борозды, вырывая грунт. Подковы резко вонзились в почву, но она не видела помех, способных принудить к подобному маневру. Дальше следы шли ровно на протяжении сотни шагов, чтобы резко завернуть к иззубренному югу, потом на восток и на север.

Сеток хмыкнула. - Они потеряли управление, - сказала она. - Летели по воле коней. Бессмыслица...

Стави дернулась к ней, крикнув: - Нам всё равно, что они делали! Все равно!

- Но чем могут нам помочь те, что себе не могли помочь?

- Мы чем лучше?

"Мелкая сучка права". - Погляди на следы - они скакали бешено, ужасающе быстро. Как ты надеешься их догнать?

- Лошади устают.

Они продолжили путь, целенаправленно повторяя чьи-то бесцельные кульбиты. "Как дети, мечтающие вырасти".

Камни шуршат под ногами, испепеляющая жара; сучья громко трещат и ломаются. Кончилась вода. Съеденное утром сухое мясо ящерицы так и катается в желудке Сеток. В небе ни облачка - ни мгновения передышки. Она успела забыть, когда в последний раз видела птицу.

Прошел полдень, вторая половина дня тянулась томительно, как и бескрайняя пустошь по сторонам. След наконец стал ровным, идущим на восток. Даже близняшки устали. Их тени вытянулись и стали темнее.

И тут Стория закричала и вытянула руку.

Одинокий конь. К югу, в двух сотнях шагов. С шеи свесились обрывки постромок. Стоит на слабых ногах, водя губами по бесплодной почве; эбеновые бока покрылись белой коркой пота.

Сеток подумала и сказала: - Придержите Баалджагга. Погляжу, не смогу ли сама его поймать.

В кои-то веки близняшки не стали возражать.

"Духи волков, не приближайтесь. Нам нужно это животное".

Она осторожно пошла к коню.

Тот следил. Он ел кактусы, заметила Сеток - десятки колючек усеяли морду, капает кровь.

"Умирает с голоду". Сеток сказала ласковым голосом: - Долго ты тут, дружок? Один, все спутники пропали. Приветишь нас? Я верю, что приветишь. Насчет колючек что-нибудь придумаем, обещаю.

Она подошла так близко, что могла бы схватить коня. Но глаза заставили ее замереть. Не лошадиные глаза, а какие-то... демонические.

Он съел кактусы... много ли? Сеток посмотрела наземь. "Ох, духи подлые. Если всё это в желудке, у тебя проблема". У него такой взгляд от боли? Трудно судить. Он утомлен, да - но дыхание ровное и спокойное, уши прядают. Конь смотрит на нее с любопытством. Сеток наконец осторожно вытянула руку и взяла потрепанные ремни. Животное подняло голову, как бы подставляя израненный нос.

Сеток обернула повод вокруг руки и ловко вытянула один из шипов. Конь вздрогнул. Всего лишь. Она вздохнула и продолжила вырывать иглы. Если слизать кровь с кончиков? Что подумает конь? Она решила, что лучше не пробовать. "Ох, но мне так хочется лизнуть крови. Рот жаждет ее вкуса. Запаха свежей жизни.