Эриксон Стивен - Пыль Снов

Такова дверь, которую он ищет, понял дух.

Не поджидает ли она в мертвом городе?

Скоро он узнает. Прежде чем ловец отыщет его - отыщет их всех. "Носитель Копья, убийца. Тот, Кто не отступает, Кто смеется в тишине, Кто не дрогнет... нет, он не закончил играть с нами, со мной, с нами, со мной.

Нужно найти дверь.

Мой путь внутрь".

Они подошли к передней лапе дракона, к когтям, к громадным толстым колоннам из мрамора, глубоко вонзенным в твердую почву. Вокруг основания повсюду видны трещины, провалы, земля кажется зыбкой. Раутос хмыкнул и присел, засунув пальцы в одну из трещин. - Глубоко, - пробурчал он. - Город проседает, а значит, вода внизу действительно высосана.

Таксилиан покачивал головой, изучая массивную башню - переднюю лапу. - Слишком большая, - шепнул он. - Она одна стоит полдюжины эрлийских шпилей... если она действительно полая, может вместить тысячу обитателей.

- И все же, - отозвался Раутос, подходя к нему, - погляди на мастерство, на гений скульптора. Видел ли ты прежде такое искусство, такой масштаб, Таксилиан?

- Нет, это превосходит... превосходит всё.

Шеб ступил в тень между когтями и пропал из вида.

Они не замечали ни лестниц, ни дверных проемов или пандусов; выше не было видно окон или ниш.

- Он кажется самодостаточным, - сказал Таксилиан. - Заметили? Нет признаков ферм или пастбищ.

- Ничто не пережило период небрежения, - ответил Раутос. - Насколько мы можем судить, ему может быть сто тысяч лет.

- Это меня удивило бы... да, поверхность выветрена, стерта, но будь он таким старым, как ты сказал - остался бы лишь бесформенный горб, гигантский термитник.

- Уверен?

- Нет, - признался Таксилиан. - Но помню, как однажды в Эрлитане, в скриптории, видел карту времен Первой Империи. Она показывает линию рваных холмов неподалеку от города. Словно позвоночник, пролегший вдоль побережья. Тут и там высокие скалы. Ну, эти холмы до сих пор там, хотя уже не такие высокие, как на карте.

- И насколько стара карта?

Таксилиан пожал плечами: - Двадцать тысяч лет? Пятьдесят? Пять? Ученые делают карьеру, не соглашаясь между собой.

- Карта была на коже? Никакая кожа, разумеется, не выдержит и пяти тысяч лет...

- Да, кожа, но отделанная загадочным способом. Ее нашли в запечатанном воском контейнере. Семь Городов - по большей части пустыня. Без влаги ничто не гниет. Только усыхает, съеживается. - Он махнул рукой в сторону каменного фасада. - В любом случае он должен был выветриться гораздо сильнее, если фермы пропали от времени.

Раутос кивнул, соглашаясь с рассуждениями Таксилиана.

- Здесь нечисто, - сказала Вздох. - Вы войдете и вас убьют, Таксилиан. А я проклинаю сейчас твое имя, твою душу. Ты заплатишь за то, что убил меня.

Он глянул на нее и промолчал.

Раутос позвал: - Видишь ту заднюю лапу? Она единственная стоит на пьедестале.

Мужчины двинулись в том направлении.

Вздох подошла к Асане: - Сплети кокон, старуха, сделай себе укрытие. Пока не станешь гнилой шелухой. Не думай, что сможешь выбраться. Не думай, что явишься нам в блеске разноцветных крыльев. Твои надежды, Асана, твои мечты и тайны - все пустое. - Она подняла руку, тонкую как лапка паука. - Я могу так легко сокрушить...

Последний встал перед ней и оттолкнул, так что она чуть не упала. - Я устал тебя слушать, - зарычал он. - Оставь ее.

Вздох закашлялась и унеслась прочь.

- Спасибо, - сказала Асана. - Это было так... больно.

Но Последний взглянул ей прямо в глаза: - Это не место для страхов, Асана. Победи свои, да поскорее.

Стоявший поблизости Наппет заржал. - Тупой фермер не так уж туп. Но разве он от этого стал меньшим уродом?

***

Подойдя к задней лапе, Раутос и Таксилиан увидели, что пьедестал прямоугольный, походит на основание храма. Стена была чуть выше их голов и все еще несла слабые следы фриза, искусно сделанного бордюра. Невозможно было понять, что именно здесь изображено. И ни следа входа.

- Мы снова в затруднении, - сказал Раутос.

- Не думаю. Ты неправильно смотришь, друг. Ты ищешь перед собой. Смотришь направо и налево. Да, город подталкивает к заблуждению. Дракон манит взглянуть вверх, он же такой большой. Но... - Он ткнул пальцем.

Раутос проследил и удивленно крякнул. У основания пьедестала была полузасыпанная песком впадина. - Путь внизу.

Подошел Шеб. - Придется копать.

- Думаю, да, - согласился Таксилиан. - Зови всех, Шеб.

- Я не приму от тебя приказов. Пусть Странник поссыт на всех вас, высокородных ублюдков.

- Я не высокородный, - сказал Таксилиан.

Шеб оскалился: - Ты им притворяешься, что еще хуже. Стань тем, кем ты был, Таксилиан. Если не сможешь сам, я тебе помогу. Это я обещаю.

- У меня есть некоторые знания. Шеб, почему это тебя так пугает?

Шеб положил руку на один из кинжалов. - Не люблю выскочек, а ты таков. Думаешь, большие слова делают тебя умнее, лучше. Тебе нравится, что Раутос тебя уважает. Думаешь, он видит в тебе равного. А он просто смеется, Таксилиан. Ты для него домашняя собачонка.

- Вот так мыслят летерийцы, - вздохнул Раутос. - Это и держит их на месте. Вверх, вниз - даже люди, говорящие, будто презирают систему, делают все, чтобы сохранить свое положение.

Таксилиан вздохнул в ответ: - Я это понимаю, Раутос. Стабильность помогает тебе помнить, кто ты есть. Говорит, что у тебя есть законное место в обществе, пусть и плохое.

- Послушайте их, двух говноедов.

Подошли остальные. Таксилиан показал на впадину: - Мы думаем, что нашли вход. Но придется копать.

Последний вышел вперед, в руках его была лопата. - Начну.

Призрак повис над ними, ожидая. На западе солнце уходило за тусклую полосу горизонта. Когда Последнему потребовался отдых, его место занял Таксилиан, затем Наппет, затем Шеб. Раутос тоже попробовал копать, но к тому времени яма была глубокой, он с трудом спустился, а бросать лопатой землю за край и вовсе не сумел. Шеб не стал терпеть его беспомощную возню, прорычав, чтобы он вылезал и оставил работу низкорожденным, знающим это дело. Последний и Таксилиан помогли Раутосу вылезти из ямы.

В сумраке было видно, что они раскопали основание - большие, сложенные без раствора блоки.

Недавний разговор растревожил духа, хотя он не понимал, чем именно. Он ведь давно забыл о подобных глупостях. Игры общественного положения, столь горькие и саморазрушительные - какая потеря времени и энергии, проклятие людей, способных глядеть вовне, но не внутрь. Не это ли мера разума? Неужели несчастные жертвы всего лишь глупы, неспособны к интроспекции, к честному суждению о себе? Или это качество низкого интеллекта, заставляющее носителя инстинктивно избегать слишком многого и слишком беспокоящего знания о себе самом?

Да, именно мысль о самообмане делает его странно беспокойным, открытым, ранимым. Он же может видеть самую суть. Когда истинная личность - чудовище, кто не захочет спрятаться от нее? Кто не убежит, едва завидев ее поблизости? Кто захочет учуять ее, ощутить дыхание? Да, даже дикий зверь понимает, что не нужно познавать себя слишком хорошо.