Олег Жиганков - Римский Лабиринт

— Да какой уж тут секрет? — пожала плечами Анна. — Я просто гуляла. Шла по заранее проложенному маршруту к фонтану Треви.

— Тогда давайте погуляем вместе, — предложил Винченцо. — Я покажу вам свой город.

— Я вам очень признательна, — улыбнулась Анна. — Я целыми днями только тем и занимаюсь, что смотрю на Рим.

— Это как? — не понял Винченцо. — Профессиональный туризм?

— Вроде того. Изучаю римскую архитектуру, — пояснила Анна. — Я наняла гида, который представляет мне столетия римской архитектурной традиции.

— Значит, вы — архитектор? — поинтересовался Винченцо.

— Нет. Архитектура, скорее, моё хобби. Хотя она и имеет отношение к моей работе.

Они вышли с площади и вместе с нескончаемым потоком людей и транспорта двинулись вниз по Виа дей Кондотти, где стеклянные витражи выставляли напоказ последние «крики» итальянской и мировой моды. Потоки людей двигались во всех направлениях, порою выходя за узкие берега тротуаров и затопляя часть дороги. Жизнеутверждающее мелькание пёстрой летней толпы, смех и улыбки прохожих, очарование древнего города волною счастья накатили на неё — и всё потому, что рядом с ней был этот молодой римлянин, Винченцо. Серые массы старых домов и церквей, аббатств и базилик, дворцов и театров, казалось, облеклись в новые и яркие краски от его присутствия. Анна боялась признаться себе, но она была уже наполовину влюблена в этого молодого человека. В нём было нечто такое, чего она не могла объяснить себе, уловить — что-то щемяще прекрасное, за чем идут, не задумываясь.

— Мой дед, отец моей матери, тоже был архитектором, — сказал Винченцо, возобновляя разговор.

— Действительно? И что он построил? — Анна удивлялась, как хорошо она владела своим голосом.

— Немного. В основном он перестроил тот дом, в котором я живу. Его карьеру прервала война.

— Вторая мировая?

— Он присоединился к армии и был убит, — сказал Винченцо.

— Ваш дед сражался в армии Муссолини?

— Да, — кивнул молодой человек. — И это была самая большая его ошибка.

Виа дей Кондотти закончилась торговыми рядами Ларго Гольдони, где они свернули направо на Виа Томачелли.

— Он что, — спросила осторожно Анна, — был фашист?

— То-то и оно, что не был, — отозвался Винченцо. — Он даже не симпатизировал Муссолини. Но всё равно стал солдатом — сработал инстинкт саморазрушения. Но, тс-с-с, — прошептал он, прижимая палец к губам. — Здесь уже слышно.

— Слышно что? — не поняла Анна.

— Шум от фонтана. А он ещё в целом квартале от нас.

Прислушавшись, Анна действительно смогла уловить ровный шум падающей воды. На неё как будто повеяло прохладой. Через несколько минут они вышли на площадь. Хотя фонтан был со всех сторон окружён народом, его было хорошо видно — он казался слишком большим для такой маленькой пиаццы. В центре композиции возвышалась мускулистая фигура титана Океаноса, который, стоя, правил колесницей из морской раковины. Колесницу несли морские коньки, направляемые мифическими тритонами — один молодой, а другой старый. Конёк молодого тритона был неуёмен, в то время как конёк пожилого казался усталым.

— Этот фонтан, — объяснил Винченцо, — символизирует собой человеческую жизнь — от юности и до старости.

«Ну вот, ещё один профессор», — подумала Анна, с улыбкою глядя на Винченцо. Он походил на молодого каменного красавца тритона. Анна перевела взгляд на другого тритона, устало несущего бремя своих лет, и подумала о профессоре Фера. Анне было жаль этого раздавленного жизнью человека. Наверняка всё в его жизни могло повернуться иначе, ведь той кровавой ночи могло бы и не быть, и Адриан Фера на сегодняшний день был бы респектабельным преподавателем, с мировым именем, возможно даже, президентом университета. Но Минерва распорядилась иначе.

— Тебе не нравятся тритоны? — поинтересовался Винченцо, выводя Анну из задумчивости.

«И откуда он взялся, этот Винченцо? Уж не подослан ли к ней?» Внезапно эта мысль пронзила Анну жалом подозрительности. Что если он — один из людей генерала? Тогда становится понятно, как он раздобыл её сумочку и зачем вообще влез в это дело. «Но может ли такое быть, — подумалось Анне, — чтобы на службе у босса состояли такие люди, как Винченцо? Вряд ли». Винченцо был настоящим римлянином. Она не могла представить его в роли продажного шпиона — для этого в нём было слишком много благородства и достоинства.

Анне вдруг стало стыдно за себя, за то, что она вынуждена была играть и притворяться. «Впрочем, — с грустью подумала Анна, — гораздо лучше будет, если я стану относиться ко всему, что происходит со мной в Риме, как к игре. Да, да, это игра. Я сижу в Москве, а по Риму бегает с маньяком-убийцей и с убийственно красивым Винченцо моё виртуальное изображение. Надо относиться ко всему, как к игре».

— Мне нравятся тритоны, — призналась она, глядя на него. — Мне всё здесь нравится.

— И мне всё нравится, — в тон ей ответил Винченцо.

Каменное ограждение фонтана вместе со стоящими тут и там скамейками служило своего рода амфитеатром, в котором люди сидели, стояли, ходили и разговаривали. Новые и новые люди подходили к фонтану и, постояв возле него, поворачивались и уходили, вновь смешиваясь с толпой, которая непрерывным потоком протекала через площадь.

Сидевшая прямо перед ними на бетонной скамейке пожилая немецкая пара зашевелилась и, поднявшись, зашагала в сторону кафе. Анна с Винченцо присели на разогретую солнцем и туристами скамейку.

— Я уже не раз была на этой пиацце, — призналась Анна. — Но каждый раз — будто впервые.

— Это из-за людей, — уверил Винченцо. — В одну и ту же пиаццу, как и в реку, нельзя войти дважды. Здесь всегда новые люди — я имею в виду новые комбинации людей. Они и определяют во многом наше восприятие места.

Анна с удивлением посмотрела на него. Да, пожалуй, он был прав. Адриан Фера как будто совершенно не видел людей — не хотел их видеть. Он замечал только древние здания и слушал их каменные истории. Он скрылся в прошлом Рима, в то время как Винченцо жил его настоящим — был частью этого города.

— Здесь очень красиво ночью, — сказал Винченцо. — Мы, римляне, неплохо овладели искусством игры света.

Анна подумала, что она хотела бы прийти сюда ночью — вместе с Винченцо.

Пьяница в помятой рубашке с длинными рукавами вдруг решительно направился к ним, будто узнав старых приятелей. Но метрах в трёх от них остановился, признал ошибку и, махнув рукой, двинулся прочь. Площадь под его ногами штормило. Анна тоже чувствовала себя пьяной. Она вдыхала головокружительный коктейль из римских запахов, смешанных с водной пылью, витающей в воздухе. Но более всего ей кружило голову присутствие Винченцо.