Амир Ваддах аль-Амири - 12 классиков Палестинского сопротивления

врата в изгнание.

Открытое лицо небес завесьте черным

и уходите прочь.

Невыносимо ждать,

от этого из берегов моря выходят

и лошади бунтуют и несут.

Я уложу в просторный чемодан

дороги с пальмами

и спрячу свои слезы

в дневник, что я веду по вечерам.

Сезон закрыт.

Итак, давайте петь:

– Мы были облачением Бейрута,

его одеждами, нам было хорошо

купаться не в слезах,

а в синей пене его славы,

как в вечности, как в смысле бытия,

как в абсолютном счастье.

Как мог ты умереть, когда все это уже было в настоящем?

Пусть реки отрекутся от небес,

в них отраженных, пусть моря иссякнут.

Под небом всё конечно,

кроме крови. Моя чужая кровь.

И всякий раз, как думаю об этом,

мне кажется, что исчисление исхода

обратно пропорционально смерти.

Планируя, военный самолет

тебя разыщет, окружит вниманьем,

вобьет в тебя пустую темноту.

По плану сбора урожая

ты будешь найден

в первые минуты сна.

В последние минуты сна

тебя разбудит ненависть

взорвавшегося неба.

Как много вытерпишь?

Как долго будешь уклоняться,

переживать резню, зализывая раны,

от смерти убегать,

приняв мечты за крылья?

Гассан Зактан

Живущий ныне в Рамалле Гассан Зактан родился в 1944-м близ Вифлеема. Учился в Иордании. Сотрудничал с движением Палестинского сопротивления, был издателем литературного журнала ООП “Баядер”. Редактировал литературную страничку в ежедневной газете “Аль-Айям” в Рамалле. Опубликовал несколько сборников поэзии, с 1995-го пишет прозу. Участник ряда международных фестивалей поэзии, стихи переводились на французский.

Зеркало

Два лика промелькнули в катастрофе –

мой отец и конь его; и бледный полумесяц

был пойман нашими руками

и, точно парус, взвился над конем,

как будто бы вернулось наше детство.

Ладони не послушались упрямых

сердец, разжались, отпуская полумесяц:

пусть летит!

Происшествие

Я видел руку над поверхностью реки,

я удивлялся запаху гвоздики,

рожденному сквозь трепет этих пальцев:

прежде чем исчезнуть,

они как будто стерли некий след,

мерцающий во влажной атмосфере.

Затем продолжили игру, волнообразно

слова отчаянья рисуя по воде,

то подымаясь вверх, то опускаясь снова.

Я еще подумал: так и мы,

пока над нами волны не сомкнулись,

блуждаем посреди лесов желаний

в провинции потерянных людей.

Камаль Насер

Камаль Насер родился в Бирзейте в 1925 году. Учился в школе, ныне выросшей в Бирзейтский университет, продолжил образование в Американском университете в Бейруте. Работал журналистом, в 1956-м был избран в парламент Иордании от округа Рамалла. В 1957-м, после оккупации Израилем Западного берега Иордана, Насер был депортирован. В 1969-м стал членом исполнительного комитета Организации освобождения Палестины, позже – руководителем департамента информации ООП. 10 апреля 1973 года был убит моссадовцами в Бейруте.

история

я расскажу вам историю

живущую в снах народа

историю

рожденную миром

палаточных лагерей

инсценированную голодом

в декорациях черных ночей

моей

страны –

горстки беженцев

что делят на двадцатерых

фунт муки

и на всех –

посулы помощи

гуманитарные свертки

это история мучеников

наученных

десятками лет голодать

в слезах и агонии

в тяготах

и тоске

* * *

это история

обманутого народа

который

на годы и годы

был вышвырнут

в лабиринт

но вызов был принят

и люди учились

объединяться

чтобы вернуться

к свету

прочь из палаток

из мира

несущего тьму

Абу Салма

Абу Салма (Абделькарим аль-Карми) родился в 1907 году в Хайфе. Изучал юриспруденцию и работал в Хайфе до оккупации ее Израилем в апреле 1948 г., когда ему пришлось переехать в Акку, а оттуда – в Дамаск. До самой смерти Абу Салма хранил ключи от дома и офиса в Хайфе, не теряя надежды вернуться. И все время изгнания он писал о своей любви и тоске по Палестине. В 1978 году Ассоциация писателей Азии и Африки присудила ему Международную премию за вклад в развитие литературы. Кроме того, Абу Салма был удостоен звания “Палестинская Олива”. Он умер в 1980 году.

Мы вернёмся

Возлюбленная Палестина, как могу я спать,

когда, закрыв глаза, я вижу пытки?

В попытке мир очистить именем твоим

не утомлюсь, и свои чувства в тайне сохранять

я не устану. Дней проходят караваны,

о сговорах – врагов? друзей? – уносят разговоры.

Возлюбленная Палестина! Как могу я жить

вдали твоих равнин и каменных предгорий?

Меня зовут подножья гор, окрашенные горем,

и горизонты, полные страданья,

и берега рыданием зовут меня,

и время слышит мое плачущее эхо.

Меня зовут стремительные реки –

чужие на чужой земле, без смеха

осиротевшие селенья, города,

их купола зовут меня вернуться.

Друзья тревожатся: “Увидимся ли снова?”,

“Вернемся ли?” – О да!

Вернемся! И пересохшими губами прикоснемся

к земле желанной.

Завтра – навсегда – вернемся мы.

Услышат поколенья звук чеканный

шагов – так будем возвращаться мы,

неся с собою бури и шторма,

неся с собою молнии и метеоры,

неся с собою песни и надежды,

неся с собою утро в волнах моря,

полет орла, рассвет, смеющийся в пустыне,

кровоточащий флаг,

блистающие копья и мечи.

Валид Хазиндар

Один из самобытнейших палестинских поэтов Валид Хазиндар родился в 1950-м в Газе. В 28 лет получил степень юриста в Бейруте, затем переехал в Тунис, где сотрудничал с Организацией освобождения Палестины. Его творчество удивляет необычностью метафор и беспрецедентной для арабской поэзии близостью стихов к жанру короткой новеллы. В 1997 году он был удостоен 1-й Палестинской премии в области поэзии. Живет в Тунисе.

Дома

В его глазах отражается уплывающее облако –

и в кожаном портфеле, в книге, в карандаше, в семейных фотографиях,

в оставшейся на ладонях ржавчине металлической скамейки,

в ржавчине перил и дверных ручек,

в ржавчине рукопожатий.

Портфель, подпирающий стену, –

с чего начать? Вытащить из него подарки

или, как фокусник, вытащить страну:

дом,

улицу,

столицу?

Он закрывает глаза и ложится спиной к знакомым предметам.

Он не подружится с другой вазой,

он не исповедуется кровати, которая взорвется в следующей войне,

он не будет заваривать чай или петь.

Он будет шагать взад-вперед в течение долгого времени между прихожей

и кухней,

он будет вслушиваться в звуки, доносящиеся со стороны садовой калитки.

Но там – только шелест листвы под ногами,