Уильям Поллак - Настоящие мальчики. Как спасти наших сыновей от мифов о мальчишестве

Пожалуй, самое поразительное то, что соотношение мальчиков и девочек с диагнозом СДВГ составляет десять к одному.

Но если миллионы мальчиков больны СДВГ, и этот диагноз ставят значительно меньшему количеству девочек, я задумался, не является ли сам этот диагноз неадекватной интерпретацией нормального для мальчиков поведения. Я также предполагаю, что этот диагноз отражает ошибочное представление общества о том, как травма сепарации воздействует на мальчиков школьного возраста. Диагноз "гиперактивность" часто ставится на основании наблюдений за поведением, которое, в действительности, может выражать печаль ребенка об утрате эмоционального контакта - печаль, которую он не может выразить иначе, чем через действие или злость. Коротко говоря, комбинация биологически обусловленного "мальчишечьего темперамента" плюс сопротивление Мальчишескому кодексу могут привести к диагнозу СДВГ.

Расти был моим первым "поджигателем". Дети, которые любят разводить огонь, пугают психологов даже больше, чем изощренно жестокие дети, потому что их мотивы неясны, а действия могут привести к тому, что пострадает сразу много людей. Но это никак не вязалось с грустными глазами малыша Расти, его кроткими манерами и теми потоками слез, которые вызывало упоминание его "преступлений".

Отправленный к психиатру после того, как он подговорил двух мальчиков старше себя полить связку дров за домом зажигательной смесью и поджечь, семилетний Расти ничего не отрицал. И ничуть не раскаивался. Скорее казалось, что Расти находится в каком-то полусне и не осознает серьезность произошедшего. Люди начали сыпать диагнозами и вариантами лечения, и было установлено, что поведенческое расстройство Расти включает в себя в том числе и СДВГ.

От родителей Расти помощи ждать не приходилось, так как его мама считала, что Расти "чересчур прилипчивый", ведет себя в семье как "младенчик", и потому она заставляла его проводить больше времени в школе и в спортивной секции малой бейсбольной лиги. Родители Расти развелись, когда мальчику было пять лет, и отец его почти не навещал.

Я предложил собрать в одной комнате Расти и его родителей и поговорить о переживаниях мальчика. Устроить такую встречу было непросто, но в конце концов это удалось. Как и следовало ожидать, Расти крепко вцепился в маму, как только она появилась, а она мягко пыталась перенаправить его внимание. Потом появился отец. Весь облик Расти мгновенно изменился: он просто сиял, когда бежал обнять отца. На груди у отца Расти был какой-то значок, что меня не удивило, так как нам сказали, что он работает в полиции следователем. И вдруг на меня сошло озарение. "Мистер Мак-Донелл, а чем именно вы занимаетесь?" - спросил я.

"Разве Расти не сказал? - ответил он. - Я расследую причины подозрительных возгораний в городе. Вот это да! Я удивлен, что Расти вам об этом не рассказывал - я часто брал его с собой, когда он был маленьким. Мне казалось, что он был в восторге".

Не жертва СДВГ и не ветеран-поджигатель, Расти - просто несчастный маленький мальчик, который утратил эмоциональную связь с матерью и с отцом, и своим поведением - обычный для мальчиков ход - молит о любви и внимании. К счастью, большинство мальчиков с диагнозом "поведенческие расстройства" не разжигают костры. Но, возможно, своими выходками, эти мальчики пытаются разжечь огонь в нас, языком действия рассказать нам о своей боли и отчаянии, о ранах, которые не лечатся медикаментами и дисциплинарными техниками.

Слушая мальчиков, я понял, что травма сепарации проявляется мириадами вариантов. Во многих случаях она снижает самооценку мальчиков или делает ее нестабильной. Они становятся несчастными и недовольными, как Гэйб. В некоторых случаях развивается клиническая депрессия, как у Кристофера. Иногда она проявляется в психосоматических расстройствах, как тошнота и неостановимый плач маленького Джонни. Порой, как Расти, мальчики пытаются восстановить связь своим неуправляемым поведением, которое мы спешим определять как "гиперактивное" или СДВГ. Но чаще всего мальчики показывают, что все прекрасно, скрываясь под маской личной неуязвимости. Годами они подавляют свою тревогу и часто становятся настолько искусны в вытеснении этой травмы из своего сознания, что пройдут годы, прежде чем они, уже будучи взрослыми, смогут вспомнить, что же с ними произошло.

Многие взрослые пациенты-мужчины, с которыми я работал, до сих пор борются с последствиями травмы сепарации. Многие мужчины все еще бессознательно стремятся вернуться к матери, в ту питающую, обволакивающую заботой среду, которую она создавала.

Когда у тридцатипятилетнего Пола от рака умерла мать, он сказал мне, что хотя он не чувствовал себя зависимым от матери во взрослом возрасте, ее смерть вызвала в нем ужасные чувства. Его мать, которая жила в Италии, где родился Пол, не получила высшего образования и во многих отношениях отнюдь не являлась центральной фигурой во взрослой жизни Пола. Несмотря на это, Пола охватило чувство невосполнимой утраты. "Я почувствовал, как будто единственная опора в моей жизни исчезла",- сказал он мне и добавил, что после смерти матери он утратил желание заниматься любовью с женой и ходить на работу. В дальнейшем разговоре обнаружилось, что та боль, которую испытывал Пол, была связана не с его отношениями с матерью в последнее время, а с воспоминаниями о том, как она заботилась о нем в детстве. Тот образ согревающей любви, который она когда-то олицетворяла для него, ушел с ней навеки. Я поделился с Полом своими мыслями о том, как травма сепарации воздействует на мальчиков и мужчин на протяжении всей жизни, и Пол ответил: "Доктор Поллак, вы попали в яблочко. Я поверить не могу, но я, действительно, живу много лет с этой проблемой и только сейчас вдруг осознал, как это связано с моей матерью. Я забыл, как я страдал, когда отец разлучил меня с ней и отправил в школу. Я никогда не задумывался о том, что это до сих пор во мне живет".

Для Пола следствием травмы сепарации стало снижение сексуального интереса и первые признаки депрессии. Другие мои пациенты переживали и более серьезные последствия.

Например, сорокалетний Дэвид попал в больницу после того, как на фоне "нормальной" жизни попытался совершить самоубийство, выпив успокоительные и целую пачку аспирина. На терапевтической сессии Дэвид рассказал, какую невыносимую боль он испытал, когда его подруга Хелен, с которой он прожил три года, сказала, что "он ее больше не интересует". Дэвид жаловался на то, что каждый раз в отношениях с женщинами возникает ощущение, что чего-то не хватает. "В каждой девушке,- поясняет он,- есть что-то, как минимум одна черточка, которая мешает продолжать отношения".