Уильям Поллак - Настоящие мальчики. Как спасти наших сыновей от мифов о мальчишестве

Несколько недель Кристофер отказывался говорить на встречах с психотерапевтом. Когда ему задавали вопросы, он либо игнорировал моего коллегу, либо просто отмахивался, что "все отлично". Но на шестой неделе терапии Кристофер наконец-то открылся. Когда его спросили, как его нога, он вскочил, пнул стул той самой травмированной ногой и закричал: "Я хочу снова ее сломать. Я хочу ее сломать! Я ненавижу это все!"

- Расскажи, что именно ты ненавидишь. Тебе невыносимо делать вид, что все ОК, если это не так? - спросил его мой коллега.

- Все было ОК, пока я был в больнице,- ответил мальчик со слезами на глазах. - Но теперь все паршиво. Я ненавижу школу... Я ненавижу все.

- Ты говорил об этом своим родителям?

- Им плевать. Они заботились обо мне, только пока я был в больнице. Теперь я в порядке, и они проводят все время с моей младшей сестренкой, Джессикой. Они почти не разговаривают со мной.

- Ты скучаешь по времени, которое родители проводили с тобой?

Вместо ответа Кристофер всхлипнул.

Родителей Кристофера пригласили прийти на следующие сессии. Во время этих встреч выяснилось, что, вернувшись из больницы, Кристофер по-прежнему ждал повышенного внимания родителей, как во время лечения. Кристофер хотел так же чувствовать их любовь, заботу, поддержку, как это было в больнице. Но хотя они очень его любят и хотят видеть его счастливым, они были озадачены этой очевидной потребностью Кристофера в особом родительском внимании. Поэтому вместо того, чтобы обеспечить ему это внимание, вместо того, чтобы дать ему убедиться в том, как сильно его любят и как волнуются о нем, они оба начали его отталкивать. Фактически, они делали то же самое, что и мамы Джонни и Роджера со своими малышами: они заставляли его "резко все обрубить" и "терпеть", без должной подготовки и без поддержки. Оба они считали, что если они и дальше будут "нянчиться" с ним, то он станет слишком зависим от них. "Я не хочу больше обращаться с ним, как с его младшей сестренкой,- объяснил его отец Чип,- потому что я думаю, что ему надо учиться управляться самому. Одно дело, когда он был в больнице. Но сейчас он дома, и я не думаю, что ему нужно, чтобы я или мама обращались с ним как с маленьким мальчиком.

"Я хотела взять дополнительные отгулы и проводить время с Крисом днем,- добавила мама,- но Чип убедил меня, что это только все усложнит, и Кристоферу будет труднее вернуться в школу. Я не знаю. Может, мы были неправы, что не побыли с ним подольше".

Родители Кристофера - добрые, заботливые люди. Они желают Кристоферу добра. Но у них не получилось чувствовать себя комфортно в эмоциональном контакте с сыном после того, как опасность миновала. Что-то заставило их думать, что пришло время подтолкнуть мальчика к независимости. Я думаю, этот позыв чувствуют почти все родители и действуют в соответствии с ним. Но несмотря на распространенность этого явления, я считаю, что подталкивать мальчиков к сепарации, к самостоятельности, когда они показывают, что им нужно совсем другое,- это ошибка, вызывающая серьезные эмоциональные последствия. Это настолько травматично, что может привести к депрессии, как это случилось с Кристофером.

Когда мальчики достигают подросткового возраста, травмы раннего детства могут выражаться в форме, которая не похожа на обычную грусть или чувство потери. Чувства, которые были скрыты под маской в течение десяти лет, прорываются в необъяснимых вспышках гнева или неконтролируемом поведении, которые могут быть отчасти вызваны ранней неутоленной жаждой контакта и страхом стыда, вызванным этой жаждой.

Стыд, в свою очередь, сопровождает многих из нас на протяжении всей жизни. Он появляется очень рано и, вероятно, это одна из самых первых эмоций. У младенцев заметны предшественники стыда - такие физические реакции, как болезненное покраснение или "жар" - когда их просьбы о родительском внимании остаются непонятыми. В некоторых психологических исследованиях стыд первоначально ассоциируется с этими ранними физическими ощущениями. Но я также соглашусь с моей коллегой из Гарвардской медицинской школы, Джуди Джордан, что стыд можно определить как чувство, сопровождающее эмоциональное разделение.

Мы все переживаем подобную эмоциональную разобщенность. Мне приходят в голову два примера. Первый, подсказанный несколько лет назад одним пациентом,- это пример того, что происходит, когда мы видим знакомого на оживленной улице, машем ему рукой и таким образом инициируем контакт. Но вместо того, чтобы ответить на приветствие, этот человек смотрит на вас удивленно, потом отворачивается и идет дальше, словно говоря: "Ты вообще кто такой?" Мы понимаем, что он мог нас не заметить. Но при этом тайком поглядываем на людей вокруг. Они заметили, как глупо мы выглядели со своим приветствием? Мы краснеем и пытаемся раствориться в толпе. Мы не хотим, чтобы кто-то нас видел, потому что чувствуем неловкость. Отверженность и униженность, которые мы испытываем, а также следующий за ними результат в виде эмоциональной разобщенности,- это то, что психологи называют стыдом.

Второй пример - когда нам приходится стыдиться на работе. Вы подготовили важную презентацию. Но ключевые положения презентации отвергнуты, и начальник высмеял их на глазах у ваших коллег. Вы чувствуете себя идиотом, вы хотите исчезнуть. Вы не хотите, чтобы другие усугубили ваше чувство уязвимости, поэтому избегаете любой помощи. Вместо этого вы замыкаетесь и эмоционально отделяетесь от других.

Эти примеры - ерунда по сравнению с тем, что испытывает мальчик, когда он не соответствует Мальчишескому кодексу, но они помогают понять, что такое стыд. Это чувство, когда страх унижения и неловкости так силен, что мы предпочитаем остаться наедине со своей болью.

Из-за того, что стыд - это очень неприятное переживание, большинство мальчиков (и мужчин) сделают все, чтобы его избежать. Я помню случай на игре малой бейсбольной лиги, когда друг моего сына, Питер, участвовал в одной из своих первых игр. Перед второй подачей Питер получил сильный удар в голову мячом. Маленький для своего возраста и всего лишь первоклассник, он выглядел совершенно раздавленным. Сползший на бровь шлем делал его похожим на крохотного побитого боксера, едва стоящего на ногах.

Его мама бросались к нему на поле, чтобы утешить его. "Не здесь, мам,- прошептал он ей, сдерживая слезы,- большие парни не плачут на поле".

Много лет психологи-традиционалисты считали, что обостренная чувствительность к стыду характерна для женщин, особенно в зрелом возрасте. Но, годами работая с мальчиками, я обнаружил, что тот подавляющий индивидуальность стыд, который заставляет девочек молчать и сдерживать свои чувства в подростковом возрасте, настигает их братьев в более раннем возрасте. И в то время как девочки чувствительны к стыду, мальчики его боятся: они подсознательно улавливают любой намек на "потерю лица" и делают все, что угодно, чтобы избежать стыда.