Афанасьева Елена - ЗНАК ЗМЕИ

- Amore!

В простыне, как античная статуя Цезаря из парка Сим-Сима, юноша крадется по дому престарелых. Такие заведения существуют лишь для того, чтобы в них захотелось поскорее умереть. «Боже, неужто ты можешь и мне послать такой страшный конец!»

Мрачные стены. Холодный пол. Койки, выстроенные в ряд, как в казарме. Нескончаемо длинный стол в вонючей столовой - богадельню только что открыли, а отвратительный запах уже впитался в стены. Комната, которую и ванной-то не назовешь, скорее помывочная для этих живых трупов, на группку которых он едва не нарвался в очередном бесконечном коридоре.

В стенах коридоров кощунственный архитектор сделал ниши для статуй. Парочка грубо сработанных новоделов уже заняла свои места, в другие проемы, притворяясь статуей, то и дело прячется Иван, пропуская снующие по коридору старческие тени. Потом снова бежит. С этажа на этаж, шлепая босыми ногами по ледяному даже в майскую ночь полу. Где же выход из этого ада?

Дверь - заперта. Дверь - заперта. Крики за спиной.

- Fermo, fermo, tenetelo fermo! <���Стой! Стой! Держите его! (итал.)>

Это за ним? Неужели погоня?! Дверь - заперта. Лестница. Коридор. Поворот. Еще поворот. Еще дверь. Поддалась! И...

С разбегу Иван вламывается в эту первую поддавшуюся дверь и быстро захлопывает ее с обратной стороны.

- Polizia! Protezione! Aiuto! Sono Stato attaccato! <���Полиция! Охрана! Помогите! Нападение! (итал.)>

Похоже, он через какую-то потайную дверь перескочил из одного заведения в другое. Судя по антуражу, это уже не богадельня, а вполне респектабельная на вид водолечебница. Зеркальные стены, аккуратные ванны, в одной из которых в грязи орет дама. Натурально - дама в грязи. Сеанс грязевых ванн.

- Polizia! Protezione!

- Тихо! Тихо, синьора! Не стоит так кричать! Дверь, которую Иван, вбежав, захлопнул, сотрясается с обратной стороны. Значит, все-таки погоня. Сейчас тоненькая дверь поддастся, и что тогда?

- Синьора! Только не кричите! Я влюблен. Аморе! - как заклинание пришепетывает Иван. Помогает. Дама перестает визжать, но и дверь вот-вот поддастся тем, кто пытается ее сломать. - Да, я горю! Аморе!

Дама глядит уже заинтересованно и блаженно вторит юноше:

- Amore!

У выламываемой двери остается последняя петля.

- Прошу великодушно простить меня. Другого выхода у меня нет! Исключительно страсть ведет меня к вам, дорогая синьора! - шепчет Иван и, сбросив простыню, ныряет в ванну к даме. - Теперь, дорогая, визжите! И погромче! - успевает добавить он и с головой скрывается в грязи ровно в тот миг, когда выломанная дверь рушится, впуская в водолечебницу толпу преследователей.

Дама, умница, визжит на полную мощь.

- Oh, diavolo! Questo e' un ospedale! Ci scusi moltissimo, signora! Inseguiamo un fuggitivo pericoloso! Dove e' andato? <���О, дьявол! Здесь лечебница! Тысяча извинений, синьора! Преследуем опасного беглеца! Куда он побежал? (итал.)>

Дама машет рукой в сторону другой двери и истошно вопит до тех пор, пока дверь не закрывается за последним из преследователей, и лишь тогда она вытаскивает из грязи больше похожего на чудище Ивана.

- Nella doccia! <���Душ! (итал.)> - его спасительница указывает в сторону душа.

- Вы так великодушны, синьора!

Юноша выбирается из ванны и, оставляя на полу следы грязи, перебегает в душ. Смываемая грязь обнажает все новые участки юного тела, и только что старательно визжавшая дама начинает учащенно дышать. Ах. Ах. Ах!

- Oh Dio, che bello! <���О боже, какой красавчик! (итал.)>

Оказавшаяся весьма округлой дама встает из своей грязи и по Ивановым следам перебегает к нему в душ.

- Adesso ti faccio fare un bagno! <���Сейчас я тебя отмою! (итал.)> - пышнотелой итальянке явно не терпится использовать свои ладони в качестве мочалки для его тела.

- Мама миа! Не стоит! Честное слово! Не стоит! Я сам отмоюсь! Что это со мной! Стыд какой! Только не сейчас! Можно же управлять своим телом. Можно.

Но не слушается тело. Предательски напрягается.

- Не сейчас! О нет, синьора! Не стоит! Не надо! Я сам! Знали бы в гимназии, что я буду стоять с обнаженной женщиной под душем и желать лишь убежать от нее, засмеяли бы! Другой раз. Милая синьора, другой раз! Обещаю! Domani! Завтра!

Оставляя мокрые, но теперь уже чистые следы, Иван подхватывает свою простыню, и, наспех замотавшись, исчезает в выломанной двери. Надо бы вниз, к выходу, но как выйти в этой простыне? Упекут в сумасшедший дом, а уж там в рот точно заглянут. Кажется, пробегая по верхнему этажу этой богадельни, он заметил протянутую из окна в окно другого дома веревку с сохнущим бельем. Так и вором стать недолго. Но верну! Все верну! Только бы там сушились не женские панталоны.

Добравшись до четвертого этажа, юноша высовывается из окна, подтягивая к себе веревку с вполне мужского вида рубахой, штанами и даже поясом. Это прежде он понять не мог, как же вывешивают белье над людной улицей, да еще и на высоте многоэтажных домов. Теперь разглядел, что у этого итальянского изобретения два колесика - в окне дома на одной стороне улицы и в окне дома на другой, а между ними пущенная по кругу веревка, на которой белье парусом обыденности трепещет над улицей.

- Верну! Видит Бог, все верну! - шепчет Иван, впопыхах натягивая еще влажные штаны. - Как же отсюда выбираться? Как найти виллу князя?

В доме напротив светятся окна. Не самый приятный район, но, судя по окнам, в доме том живут не разбойники. Хотя вряд ли кто из них пустит не говорящего по-итальянски юношу в ворованной одежде с чужого плеча. Хотя...

Иван всматривается в женский силуэт, резко очерченный в светящемся окне напротив.

Не может быть! Нана!

Нана, от которой несколько дней назад он так позорно сбежал, заподозрив крестного СимСима в греховном стремлении развратить его. Нана!

***

- Вам снова телефонируют, князь, - почти склонившись к уху князя Абамелек-Лазарева, говорит мажордом.

- Тот же голос?

- Нет, это женский голос, - дабы не компрометировать хозяина, опытный слуга отвечает почти не шевеля губами.

Голос наны в телефонной трубке удивил. Прежде в дни, когда супруга гостила на здешней вилле, его римская любовница не звонила никогда.

- Что-нибудь случилось?

- Твой мальчик у меня.

- Ну, слава Богу, стал мужчиной! Я уже волноваться начал! Какие-то странные звонки, выкуп, похищение. А он всего лишь решил стать мужчиной.

- Подожди, Semen, с ним что-то не так! Еле его узнала - грязный, в чужой нелепой одежде с безумными глазами, шепелявит...

- Камень при нем?

- Какой камень? - недоуменно переспрашивает нана. - С твоим крестником что-то не в порядке, а ты - «камень»! Какой камень?

- Да так.... Никакой. Я быстро приеду, разберусь.

***

«Роллс-Ройс», посланный с Иваном в банк, так и не нашелся, и князю Абамелеку пришлось ехать в экипаже.

После особой отстраненности, которую создавал салон автомобиля, в обычном экипаже князь Семен Семенович чувствовал себя словно выставленным на всеобщее обозрение. Но у незащищенности этой нашлись не только минусы, но и плюсы. Не только он оказался открыт перед городом, но и город снова, как когда-то в юности, оказался открыт перед ним. И показывал картины, не замечаемые при быстрой и комфортной езде в авто. Теперь, проезжая под многоярусными арками, которые образовывались из развешенного на веревках свежевыстиранного белья, он вспоминал свое первое давнее ощущение от подобного зрелища. Ни в одном российском городе он не встречал такого полета простыней, кальсон и рубах. Казалось бы, дворянскому мальчику древнего богатого рода должна претить эта прачечная на улице, но нет. Напротив, при виде трепещущего на ветру белья он испытывал редкое чувство, будто попутный ветер наполнял и его собственные паруса, и легко и стремительно нес его навстречу будущему.