Сергей Александрович - Рассудочность и авантюризм

— Засёк.

— А теперь постарайся поставить максимально мягкое «Протего», чтобы вытолкать меня.

Гарри представил, что ему в лоб летит шарик от пинг-понга и аккуратно отбил его щитом.

— Спасибо, что не покалечил, — с облегчением выдохнула готовая огрести Дафна. — Ты мой образ в своей голове видел?

— Нет.

— Значит, я не наследила. Не мастер, всё-таки. А у тебя неплохие перспективы. В принципе, если Снейп не поменяет методики, можешь его знатно приложить. По спальням?

— Нет. Сегодня он ляжет с нами, — отрезала Гермиона. — Боюсь, ночью его посетит некое сновидение. Надо быть рядом.

* * *

— Ты ужасно ворочался, хотя обычно просыпаешься в том же положении, в котором уснул, — заметила Гермиона.

— И пинался, чего обычно не бывает, — подтвердила Дафна.

Дело в том, что после ритуала в начале каникул и недельного моратория, девчата ночевали в своих комнатах. Муж приходил к ним или не приходил произвольным образом. О том, что пришел к другой, знали обе — световые зайчики на потолках всех помещений дома выдавали знаки внимания, оказываемые хоть Грейнджер, хоть Гринграсс.

— Мне и снилось, что ворочаюсь, и что пинаюсь. Но было тесно.

Гермиона призадумалась, а потом отправилась к телефону звонить родителям. Вернулась повеселевшая:

— У мамы в животе братик иногда ворочается и пинается. Я уж испугалась, не он ли так…. Но в эту ночь всё было спокойно.

— Гермиона Джин Поттер! — тоном Снежной Королевы произнесла Дафна. — Если ты полагаешь, что твоя матушка единственная беременная женщина в Великобритании, то я — Харрисон Форд. Однако мне нравится ход твоих мыслей.

— Э-э-э…. Вы думаете, что дух Тома Риддла вселился в младенца? — сообразил Гарри.

— В младенца — вряд ли, — высказалась Гермиона. — Скорее, в эмбрион. Который всё это время рос в материнской утробе и скоро родится. «Том Риддл Ревелио», — махнула она волшебной палочкой. — Не определяется. Или ещё не родился, или имя другое.

— Рабочая версия, — привлекла к себе внимание Гринграсс. — Дамблдор не может найти Риддла, но его артефакты, или метка на руке Снейпа, указывают на рост активности. Он ищет дополнительную информацию, для чего направил зельевара, чтобы активизировать связь нашего мужа с Риддлом через шрам. Полученные данные будут считаны на следующем уроке легиллименции.

— Обожаю умниц, — Поттер удлинил руки и привлёк обеих жён к себе.

— Пожалуйста, только не покалечь Ужаса Подземелий, и не угробь его совсем, — попросила Гермиона.

— Ты «Петрификус» без палочки можешь? — уточнила Дафна.

— А от меня и не требуется без палочки, — ухмыльнулся Гарри. — Закричу «Протего», а пошлю «Петрификус». Невербально же, просто со звукомаскировкой. Я сдуру этот прием отрабатывал на третьем курсе. Повторю перед уроком легиллименции.

— Почему сдуру?

— Потому что занимает слишком много времени. В схватке это неудобно. Но в качестве одиночного подлого удара годится.

— Пусть, лучше, слизней блюёт, — поправила Гермиона. — В твоём исполнении это выведет его из строя не меньше, чем на сутки. И отрицательное подкрепление очень сильное.

— Зато «Петрификус» не снимается без отмены. Если Снейп не колдует без палочки.

— Девочки, не спорьте. Можно и «Обливейтом» приложить.

— Нет, это бесчеловечно, — в один голос закричали Гермиона и Дафна.

— А можно ли повторить вчерашний урок? — спросил Гарри.

— Не только можно, но и нужно. До возвращения в школу успеем привести два сеанса. Успех, как ты понял, зависит от твоей чуткости.

* * *

Однажды утром во время завтрака в Большом Зале Дафна заметила, что походка Снейпа, идущего к преподавательскому столу, изменилась. Она осталась лёгкой, но из скользящей сделалась танцующей. Нет, зельевар не приплясывал, но его словно чуточку подбрасывало, причём неритмично. Взгляд блуждал по залу, а столовые приборы так и мелькали в руках. Изредка Ужас Подземелий поводил плечами, что создавало впечатление, будто внутри играет сила, искрящаяся и вскипающая так, что переплёскивается через край.

«Вчера вечером он давал Гарри урок окклюменции, — вспомнила Гринграсс. — Остаётся сообразить, чем Поттер его приложил? И долго ли оно продержится?»

После первого урока распространился слух, что преподавателя Зельеварения отправили в Мунго. Действительно, странности в поведении, хотя и не бросались резко в глаза, но при общении или во время урока обязательно были бы замечены. Оставалось набраться терпения и ждать пятницы, в то время как счастливица Гермиона наверняка всё уже знает.

— Сам не понял, почему, но я наколдовал «Авис» — не стал интриговать Гарри, как только Дафна появилась дома и задала измучивший её вопрос. — Едва почувствовал обход картинки с Амбридж и кентаврами — сразу выпустил птичек.

— Ведь при проникновении одного сознания в другое, происходит что-то вроде диффузии, — «объяснила» Гермиона. — Гарри был донором, а Снейп — акцептором. Вот он и акцептировал возникший образ. Тут же последовал разрыв связи, но роение цветных колибри осталось в качестве постоянного компонента перед внутренним взором. То есть, они не материальны, но всё время мельтешат. Конечно, в Мунго нашего профессора вылечат, но лазить в чужие головы он долго не захочет.

— Получается, до информации, получаемой через шрам, Дамблдор не доберётся — сам он избегает меня с начала учебного года, а Снейпа послать не сможет, — поспешил покинуть научную зону Поттер. — Однако самим нам эта информация нужна. Сможешь растревожить мой шрам? — повернулся он к Дафне. — Требуется возобновить его восприимчивость.

— Но как?

— По методу Ужаса Подземелий — подергав за гадкие воспоминания.

— А голова?

— Да пускай болит. Для своих же целей, а не для доброго дедушки.

— Ладно. Но не забудь — ты обещал выталкивать меня не больно, — напомнила Дафна.

— Лучше, я тебе скажу, и ты уйдёшь сама.

— Хорошо. Легиллименс.

* * *

Гарри проснулся среди ночи в гриффиндорской спальне от охватившего его отчаяния. Немедленно призвав пергамент и Прыткопишущее Перо, принялся вспоминать то, что почувствовал во сне. На этот раз впечатления были чёткими, хотя, и не вполне понятными: Стеснение, нарастающее толчками и отпускающее временами, появление света и смутных теней, громкие звуки — голоса людей, но слова звучат неразборчиво, неожиданная боль в заднице и его собственный отчаянный крик. Последние впечатления и разбудили, заставив подскочить на кровати.

Шрам пылает — больно. В голове тоже больно, а старый, заметный издалека след на лбу одновременно и горит, и покалывает.

Версия Гермионы оказалась правильной — он родился. То есть дух Тома Риддла, потеряв тело-носитель на кладбище Литтл-Хэнглтона, поспешил вселиться в человеческий эмбрион до того, как в будущем ребёнке образовалась собственная душа. И терпеливо провел там около девяти месяцев, необходимых матери для вынашивания плода.