Дарья Пушкарева - Хвостатые истории [Советы по воспитанию собак, лисиц, песцов и других животных] [litres]

В общем, эмоций на тему переезда песцов больше всего испытала я сама. Обязанности распределены четко – животные наслаждаются новой территорией, Дима кормит, а моя задача простая – фотографировать и видео снимать как можно чаще. Мне важно каждый день показывать людям, что эти животные не должны рождаться, чтобы стать чьей-то одеждой.

Мне кажется, что здесь, на этой земле, они жили всегда: встречали рассветы, сидя на валунах у пруда, делали нычки из мяса, чего-то там верещали на своем лисьем языке.

Однако у переселения и переселенцев не все пошло идеально гладко, хотя такой расклад мы предполагали, когда размышляли на тему, как оно все случится. Нам нужно было продумывать не только мелочи, но и анализировать характеры наших животных, чтобы не допустить на новой территории стресса и конфликтов.

В вольерах сразу остались агрессивные и хронически больные звери.

Например, Бахара – открытый агрессор, недаром у нее даже ухо драное, как у пиратской лисы из мультфильма. Когда начался период взросления, Бахара сразу показала, что не готова делить пространство ни с кем, и, соответственно, на общую территорию ее также нельзя было выпускать.

Или еще пример – властный, огромный и злой лис Морихаус, тоже оставшийся в старом вольере. О нем расскажу отдельно.

Характером Морихаус не удался. Точнее, очень удался – в деда. Дед его был настолько легендарным упырем, что на звероферме его помнят и помнить будут. Он невероятно красивого окраса – кофе с молоком: на белом мехе коричневые пятна. Редкий и благородный окрас, который подчеркивают змеиные желтые глаза и убийственный взгляд.

Морихауса очень интересно забрали со зверофермы. Та самая Леся, благодаря которой у нас вообще появились лисы, ездила спасать очередную партию пушных зверей и заодно сняла несколько обитателей зверофермы – на будущее. Среди них была девочка-песец с лицевой травмой Майма и лис удивительного окраса «молоко и кофе». Мы в него влюбились обе! Я, конечно, Лесе уступила, но попросила при следующей поездке присмотреть аналогичного «кофейного» лисенка.

Леся миссию выполнила: забрала своего Апреля и ткнула пальцем в его соседа со словами «этого тоже берем». Им оказался Морихаус, родной Апрелев брат.

Он был чертовски красивым и уже почти взрослым, но кто бы знал, каким чертовским упырем окажется! О, он люто «жрется». Во-первых, принципиально не ловился на дефабержирование (то есть кастрацию). Во-вторых, он надменный гнус. Его брат Апрель, который живет у Леси, вытирает лапы о ее борзых собак и не дается в руки даже для обработки ушей от зверофермерского отита. Морихаус характером – точная копия, только борзые для вытирания ног у него в вольере не живут, одни людишки захаживают с завтраками в постель.

Что до хронически больных, то и они, конечно, на общую территорию заселяться совершенно точно не могли. Потому что у лис, как и у прочих зверей, есть инстинкт – добить слабого, но такие дела в нашей семье неприемлемы, и если животному нужен индивидуальный уход, то он его получит. А как с больной лисой на свободной территории? Она же в нору уйдет и не достать ее оттуда уже никогда, а если и достать, то может оказаться слишком поздно. В общем, риск ничем не оправдан.

А вот к чему мы оказались неготовыми, так это к тому, что кому-нибудь из зверей свободный выгул не понравится! Хотя, если пораскинуть мозгами, можно было ожидать подобного, ведь животные со звероферм во многих десятках поколений не бывали ни на каком пространстве, кроме метровых клеток в шедах. У каждой нашей лисы был свой вольер и возможность выходить на выгул в определенное время дня вкупе с возможностью вернуться в свой вольер и заныкаться в любимый укромный уголок. А на открытом пространстве все новое, из укрытий – только будки, норы никем не выкопаны, пространство залито солнечным светом, и ему не видно ни конца ни края. Некоторые лисы просто испугались! Они начали истерично бегать и врезаться в забор, правда, по счастью, такое поведение долго не продлилось, животные успокоились и принялись более осмысленно воспринимать происходящее.

Кроме одного лиса, уже взрослого, трусоватого. Он часа три без остановки бегал по новому пространству и в конце концов добегался до сердечного приступа. Остановить его бег мы, конечно, никак не могли, и только когда он свалился набок с открытым ртом, появилась реальная возможность (точнее, не менее реальная необходимость) унести его с территории. И вот тогда уже бежали мы с мужем. Три дня лис провел на терапии в вольере, и больше мы не пытались выселить его обратно. Он из вольера-то своего выходить не любит и всем своим видом показывает – не нужна ему никакая свобода, он привык к тому, что вокруг безопасные решетки и никто не трогает. Правда, вольер его размером не метр на метр, как клетка на звероферме, а огромные хоромы с будкой, турникетом для лазанья и дерном в двадцать пять сантиметров под лапами – чтобы все равно по земле топал!

Инстинкты, данные лисам и песцам самой природой, у зверофермерских животных отсутствуют напрочь. Я уже писала, что именно эта неприспособленность и не позволяет выпускать выкупленных пушных зверей в естественную среду обитания, потому что для них она как раз неестественна. И это – повторюсь – очень важно помнить, желая зверикам добра, ведь даже птичка, выпущенная из клетки, погибнет на улице: не прокормится для начала.

И вот наши животные очень ярко показали, насколько они не приспособлены к выживанию в естественной среде.

К примеру, история с норами у песцов. С норами, которых нет!

В природе песцы роют норы в тундре. Тундру песец предпочитает из-за того, что полностью открытая или немного холмистая местность никак не препятствует рытью выводковых нор и обустройству системы туннелей.

Они обустраивают свое жилье не дальше чем в пятистах метрах от воды и используют его много лет подряд в силу того, что подобрать хорошее место для дома в тундре очень трудно. Роют сами!

Сложность нор увеличивается по мере их использования из года в год. Порой норы частично разрушаются, и песцы прорывают новые ходы, а центр жилища постепенно перемещается. Разрушение происходит из-за оседания рыхлой почвы при постоянных перекопках. Способствуют этому также выветривание, затаптывание стадами оленей, ну и, конечно, человек, который, может быть, и не охотится на песцов, но копать да строить любит, не оглядываясь на природу.

Чем благоприятнее место расположения норы, тем чаще в ней поселяются пары для размножения. При этом каждый раз песцы расчищают сами лазы и выходные отверстия.

В старых норовищах песцы делают ходы в два-три яруса с несколькими помещениями для гнезд. Логовище, где обустраивается гнездо, обычно выстлано сухой травой и мхом. Старые поселения песцов – сложные строения с длинными переплетающимися ходами, многими действующими и заброшенными выходами. На поверхности вокруг выходов нор почва удобряется экскрементами зверьков и остатками пищи, поэтому в этих местах растительность становится особенно пышной.