Владимир Бардин - Еще одно путешествие на край земли

И хотя в столице межплеменные различия сглаживаются, все же они существуют, сказываясь даже в распределении городского населения по профессиям. Так, представители народов белла и хауса чаще всего выполняют работу носильщиков, и их называют здесь «багажами». Значительная часть коренных абиджанцев, например, лагунное племя эбрие, специализируются в столярном деле. Чернорабочие, каменщики набираются, как правило, из моси, выходцев из Верхней Вольты. Дьюла, малинке и бомбара занимаются преимущественно торговлей. Тукулер из Сенегала служат в ресторанах. Однако эти профессиональные племенные различия касаются лишь мужчин. Женщины же в основном занимаются мелкой торговлей. Поэтому на рынках они явно преобладали.

Я шел по базару, с интересом наблюдая за происходящим. Вот дама, одна из немногих встреченных здесь европеек, купила большой глиняный кувшин. Стоявший рядом маленький африканец поспешно схватил его, чтобы отнести к машине, но появился другой мальчишка, постарше, и стал вырывать кувшин. Дама негодующе трясла руками, стараясь расцепить ребят, но ей это никак не удавалось. Неизвестно, чем бы кончилась эта борьба за заработок, если бы не вмешался взрослый африканец. Он развел детей, что-то строго выговаривая старшему. Справедливость была восстановлена. Малыш, взвалив огромный кувшин на плечо, гордо зашагал за белой дамой.

На базаре было много детей самого различного возраста, но только мальчиков. Группа самых маленьких — кто в белых рубашонках, а кто и в одних штанишках, сползающих с выпученных рахитичных животов, — стояла на площадке, где торговали гончарными изделиями, и с любопытством следила за всем происходящим. Когда я решил их сфотографировать, они с готовностью выстроились перед фотоаппаратом. Выражение их лиц было на удивление серьезным, сосредоточенным. Никто не прыгал, не смеялся. Это были какие-то «взрослые» дети.

В книге о Береге Слоновой Кости сообщалось, что средняя продолжительность жизни здесь не достигает и 40 лет. Эпидемии сонной болезни, распространяемой мухой цеце, желтой лихорадки, малярии значительно укорачивают жизнь в этих местах. Особенно велика детская смертность. 140—160 младенцев из каждой тысячи новорожденных не доживают до одного года! Дети, которых я сфотографировал, уже вышли из этого опасного возраста. Можно было надеяться, что они проживут дольше и на их долю выпадет более счастливая судьба.

У лавки, где торговали калебасами — сосудами, сделанными из высушенных тыкв, я встретился со своими товарищами. Ежи со Збышеком, закончив съемку, выбирали себе сувениры. Анджей, нагруженный бананами, со связкой перца на шее по-прежнему горел желанием увидеть тропический лес.

— Там тень и прохлада! — уверял он.

— И муха цеце, — добавил Ежи.

На улицах многочисленных пригородных поселков шофер сбавлял ход, и это позволяло нашей компании, с любопытством наблюдающей, что происходит вокруг, кое-что увидеть. Мы обратили внимание, что у многих женщин к спине были привязаны младенцы, что девочки-школьницы несли портфели не в руках, а на голове. На окраине поселка на пустыре рослые парни, невзирая на жару и пыль, гоняли полосатый футбольный мяч. Вдоль обочины сосредоточенно вышагивал высокий худой старик в набедренной повязке.

За пустырем мелькнул на пригорке частокол каменных могильников. А потом начался новый поселок.

Мы уже улавливали некоторые характерные детали во внешнем облике местных жителей. Молодые мужчины одевались по-европейски. Пожилые предпочитали носить бубу — свободные, ниспадающие до пят белые балахоны. Исключением был старик в набедренной повязке. Ну а женщины, как и в самом Абиджане, были облачены в длинные одежды. Юбкой им чаще всего служил большой кусок яркого материала, ловко закрученного вокруг бедер. И любопытно, нам ни разу не встретились две одинаково одетые африканки.

Миновав несколько похожих друг на друга пыльных поселков, мы решили, что находимся в загородной зоне. Листва обступивших дорогу деревьев и кустарников становилась все свежее и зеленее. Мы уже подумывали об остановке, как вдруг за поворотом деревья расступились, и нам открылось удивительное зрелище. Весь склон обширного холма полыхал пестрыми, яркими красками. Всюду на траве и кустах были расстелены и развешаны куски ткани самой невероятной и разнообразной расцветки. Казалось, все женщины Абиджана устроили на этом холме выставку своих туалетов. Мы не сразу поняли, что все это означает, но оперативный Збышек уже дал знак шоферу остановиться.

Ежи первым высказал гениальную по своей простоте догадку, что это сушится выстиранное белье. Действительно, пройдя метров сто, мы увидели за поворотом дороги небольшую речку. В русле ее стояло несколько десятков африканцев, шумно шлепающих по воде кусками материи.

— Вот так прачечная! — удивился Анджей.

Увидев нас, мужчины-прачки подняли головы и прервали работу. Судя по всему, они не были довольны нашим появлением. Мы поспешили обратно к машине.

За городом у шоссе расположилась необычная прачечная. Выстиранное в речке белье сохнет прямо на траве.

— Где же в конце концов джунгли? — пытал таксиста Збышек, которому нужны были кадры девственной природы.

Шофер что-то мычал и показывал вперед.

Не прошло и двух минут, как мы въехали под деревянную арку с надписью: «Национальный парк Банко министерства сельского хозяйства». Дальше дорога уходила под полог высокоствольного леса.

Шофер вопросительно взглянул на нас.

— Вперед! — в один голос закричали мы, и кроны деревьев сомкнулись над нашими головами.

Увидев надпись «Национальный парк», каждый из нас вспомнил кадры из передач Клуба кинопутешествий: львы и гепарды гуляют вдоль дороги, не обращая никакого внимания на автотуристов, жирафы щиплют нежную зелень деревьев, сломя голову проносятся стада антилоп. Но все это характерно для светлой солнечной саванны или лесосаванны. Здесь же мы оказались в густом полумраке влажного тропического леса без просвета неба над головой.

Шоссе сменилось грунтовой дорогой, и машина пошла медленнее. Через несколько сот метров дорогу преградило упавшее дерево, и мы остановились.

Ничто не напоминало здесь мягкого покоя наших среднерусских лесов. Все было необычно: серый сумеречный свет, духота, сырость, незнакомые приторные запахи... Задрав головы, мы видели, как далеко вверху серебрятся на солнце кроны деревьев, сюда же не проникал ни один луч. И именно поэтому на земле не росло ни травинки. Светлые, уходящие ввысь стволы, словно гигантские колонны, поддерживали этот солнценепроницаемый зеленый свод.

— Метров пятьдесят, не меньше, — прикинул Анджей высоту самого крупного придорожного великана. — Кто выше вытянется, больше света получит.