Сай Монтгомери - Душа осьминога. Тайны сознания удивительного существа

— Что с ней, Билл? — беспомощно спрашиваю я.

Он несколько минут смотрит на старого осьминога. Ее движения беспокойны и дезориентированы. Ее мантия пульсирует, словно все ее тело охвачено сильной головной болью.

— Это увядание, — грустно отвечает он.

От старости ткани Октавии просто распадаются. Прошлым воскресеньем я встретила свою соседку, которой исполнилось девяносто два года. Она стала худой, немощной и невероятно дряхлой. Ее нежная кожа напомнила мне легко рвущийся пергаментный лист. Она уверяла, что только что видела на лужайке слона. Казалось, ее тело и душа разлагаются, как упавший на землю фрукт.

— Когда осьминоги достигают финального этапа своей жизни, они могут бесцельно блуждать по аквариуму и покрываются белыми пятнами, — говорит Билл. — Но я никогда не видел, чтобы с их глазами происходило что-то подобное.

Меня снова охватывает паника, как тем вечером в августе прошлого года, когда тело Октавии раздулось, как огромная опухоль. Тогда мы с Уилсоном подумали, что она умирает. Но сейчас, кажется, этот страшный момент действительно настал.

— Мы можем ей как-то помочь? — спрашиваю я.

Но лекарства от старости не существует — ни для людей, ни для осьминогов.

— Это естественный процесс, когда жизнь живого существа подходит к концу, — говорит Билл. — Но витринный аквариум — не всегда подходящее для этого место…

Как сделать последние дни Октавии более комфортными? Может быть, переселить ее в бывшую бочку Кали? В дикой природе самки осьминогов, ухаживающие за яйцами, часто замуровывают свои логова камнями. Небольшая темная бочка больше похожа на уютное, безопасное логово, чем аквариум в зале для посетителей с его довольно-таки ярким освещением и огромной прозрачной витриной.

Переселение Октавии также освободило бы место для молодой Кармы. Она уже переросла бочку, как в свое время Кали, хотя бедняжка и не оставила своих попыток из нее выбраться. Когда мы стучим ладонью по воде, она быстро поднимается на поверхность, чтобы поприветствовать нас, вся красивого красновато-коричневого цвета. Она съедает угощение, после чего опускается на дно бочки и становится белой. Она по-прежнему остается милым и нежным осьминогом, но мы считаем, что для здоровья ей нужно больше двигаться.

Уилсон убежден, что Октавию и Карму нужно поменять местами. Криста и Эндрю в ужасе от этой мысли. Парадоксально, что молодые люди больше озабочены благополучием старого осьминога, а пожилой Уилсон — молодого. «Как можно забрать у нее ее яйца?» — говорит Криста. «Она этого не переживет. Переселение убьет ее», — считает Эндрю.

«Но именно так мы поступаем со старыми людьми, страдающими деменцией, — замечаю я. — Когда у них начинается старческий маразм, мы стараемся изолировать их от мира». Уилсон смеется, хотя в его смехе слышна печаль. «Я никогда не задумывался об этом, — говорит он, — но это действительно так». Большой мир становится слишком опасным для людей с деменцией. Многие чувствуют себя более комфортно в небольшом ограниченном пространстве. А как насчет осьминогов?

В конце своей жизни Октавия имеет право на тишину и покой. Карма тоже заслуживает лучшей доли. Но, в отличие от Кармы, Октавия — наш старый друг. Она прибыла в океанариум весной 2011 года уже взрослым осьминогом, который хорошо знал, что такое выживание в настоящем океане, был превосходным охотником и отлично владел искусством маскировки — такого уровня не видел ни Билл, ни Уилсон. Поначалу застенчивая, она постепенно открылась нам и завоевала нашу искреннюю любовь, обогатив наши жизни. Я вспоминаю ее первый контакт со мной, когда она едва не затянула меня к себе в аквариум; ее первую встречу с Лиз, когда они, едва соприкоснувшись кончиками рук, вдруг отпрянули друг от друга; ее ловкое похищение ведерка с рыбой на глазах у пяти человек. Октавия помогла Анне преодолеть боль от потери близкой подруги. Каждого из нас связывала с Октавией своя история: теплые воспоминания, эмоции, переживания. Поделившись с нами своей удивительной жизнью, Октавия заслужила комфорт и уважение в ее финале.

Все мы измучены неопределенностью. Природа не дает никаких подсказок, поскольку она сама в таких ситуациях не знает жалости. В дикой природе Октавия была бы уже мертва. Даже если бы она прожила достаточно долго для того, чтобы отложить яйца и вывести потомство, последние дни своей жизни она провела бы, одиноко блуждая по океанским глубинам, умирая от голода и не осознавая происходящего, пока в конце концов не пошла бы на корм хищнику или морским звездам, как Оливка у побережья Сиэтла.

Мы, люди, изменили естественный ход ее жизни, когда забрали Октавию из океана. Из-за вмешательства человека Октавия лишилась возможности встретить самца, который оплодотворил бы ее яйца. Поэтому, несмотря на истовую заботу о яйцах, она так и не смогла увидеть, как из ее яиц вылупится потомство. Но мы кормили и защищали ее, а также обеспечили ее жильем, максимально похожим на морское дно, с теми же обитателями. Мы дали ей возможность взаимодействовать с людьми, играть и разгадывать загадки. Мы оберегали ее от голода, страха и боли. В дикой природе она буквально каждый час каждого дня сталкивалась бы с риском лишиться части тела от острых зубов хищника, как это случилось с Кармой, или быть разорванной в клочья и съеденной заживо.

После откладки яиц Октавия потеряла интерес к общению с нами, но она по-прежнему принимает от нас еду. Правда, по-своему. Например, недавно Уилсон предложил ей трех кальмаров. Первого она схватила левой передней рукой и бросила на дно, где его жадно поглотила оранжевая морская звезда. Второго кальмара Уилсон засунул ей прямо в рот, но она, немного помедлив, отпустила и его. Третьего кальмара она также бросила на дно.

Как Октавия воспримет переселение? Возможно, в тесной пустой бочке она будет чувствовать себя более спокойно и безопасно, поскольку ее не будет смущать слишком большое пространство и изобилие внешних раздражителей? Или же она будет бороться из последних сил, чтобы защитить свои яйца? Может быть, в отсутствие каких-либо признаков того, что эти яйца живые, она начала забывать о них? Мы не знали. Мы даже не знали, могла ли она переехать в принципе.

Билл также мучился выбором. Любое решение будет тягостным.

— Не волнуйся, мы найдем осьминогов, — слышу я голос Дженнифер в первый вечер после приезда на Муреа. — Я не знаю сколько. И я не знаю, насколько хороши будут данные. Но мы их найдем. В нашей команде есть отличные ищейки. У них настоящий нюх на осьминогов.

Мы лежим на кроватях под густой вуалью из москитных сеток в нашей общей комнате на научной станции CRIOBE. И хотя я не сказала ни слова, Дженнифер знает, о чем я думаю. Полевые исследования непредсказуемы по своей природе. Я знаю это на собственном опыте. Во время экспедиции в Монголию, куда мы отправились изучать снежных барсов, мы не увидели ни одного из них, а за четыре поездки в мангровый лес Сундарбан в Индии я встретила всего одного тигра. Интересующие вас объекты вовсе не жаждут попасться вам на глаза. Тем не менее вы можете получить массу полезных данных. Например, в Монголии мы собрали экскременты снежного барса для анализа ДНК, а в Индии я изучила множество следов тигров и записала массу местных историй. Но на Муреа нам нужны осьминоги во плоти: для нашего исследования необходимо, чтобы они прошли личностный тест.