Александр Грачёв - Сквозь мартовские снега. Лесные шорохи

Нелегкая жизнь у мирных обитателей второго этажа. И если по весне они поют, околдовывая полуночные лесные дебри, то вовсе не от избытка хорошего настроения. Все проще и прозаичнее: нужно напомнить своим собратьям, что эти владения принадлежат ему, поющему. А когда выведется потомство, песня будет служить для переклички между родителями и выводком. И те, и другие тогда будут точно знать, кто где находится, откуда угрожает опасность. Вот почему весенний и летний лес полон птичьего гомона. Здесь меньше простора, чем на третьем этаже, но больше, чем на первом. Здесь нужны маленькие крылья, которые при необходимости можно складывать в полете, чтобы проныривать в воздухе меж ветвей, стволов и листьев. Здесь зеленая кутерьма, в которой нужно уметь быстро рассыпаться и быстро собираться в стаю, поэтому нужна хорошая «диспетчерская» связь. Для нее и служит голос. Не потому ли «говорящие» есть только среди обитателей второго этажа, и нет ни одного «говорящего» четвероногого или пернатого среди живущих на третьем этаже? Не потому ли мирный и беззащитный бурундук, обитающий летом большей частью на первой ступеньке второго этажа, умеет свистеть по-птичьи при опасности, клокотать по-птичьи, отыскивая подругу, тогда как все его четвероногие враги — хищники на первом и втором этажах — не обладают таким даром?

Самая глухая и молчаливая жизнь — на первом этаже. Да это и не мудрено. Наибольшая масса его обитателей — мышевидные грызуны строят себе жилье в глухом и темном подземелье. Там они зимуют, плодятся, воспитывают потомство.

Подземные обитатели, пожалуй, лучше всех других обеспечены жильем. Но это вовсе не значит, что у них самая вольготная жизнь. Стоит грызуну выйти из своего убежища, как он уже беззащитен против Четвероногих и пернатых хищников. Даже дикий кабан охотится на него. Никого из жителей Моховой пади не истребляют в таком количестве, как мышевидных грызунов. Вот почему если тигрица рожает лишь один раз в два-три года, да и то одного-двух детенышей, а выдра двух-трех детенышей за два года, то большая лесная полевка приносит потомство четыре-пять раз в год, и в каждом помете — от пяти до восьми мышат.

В нижнем этаже жил и неведомый владыке Моховой пади один из обитателей этого леса — старый бурундук, хитрый Пиик. За свои пять лет он многое повидал и испытал в этом лесу. Трудно ли ему жилось? Пожалуй, да, хотя, конечно, легче, чем многодетному Чфы: ему не приходилось заботиться о воспитании потомства. А главное, он был хитрее всех, равных с ним по росту. У него были квартиры на обоих этажах — на первом и втором. Зиму он коротал в норе, вырытой под корнями какого-нибудь большого дерева. Там у него было несколько складов с кедровыми орешками, орехами лещины, плодами маньчжурского ореха. Никто на свете, кроме разве медведя да кабана, не может добраться до Пиика и его запасов. Весной он начинает заглядывать и на второй этаж. Хитрый Пиик ищет такое дупло, чтобы в него могла протиснуться голова: у всех его врагов, кроме ласки, голова больше, чем у него. А если нужно, он спускается на первый этаж и находит себе укрытие в зимней квартире.

Но нынешней весной он опасался заглядывать в свою зимнюю квартиру. Минувшей зимой он жил там с семьей. Самка только что принесла пятерых детенышей. Накануне у них кончились запасы орехов, а резервный склад разграбила Большая семья. Пиик так проголодался, что съел одного бурундучонка. И тут случилось неожиданное: самка вцепилась ему зубами в холку. Пиику удалось прогнуться так, что зубы ее соскользнули и сомкнулись под кожей. В тот же миг Пиик цапнул самку за переднюю лапу, она разжала зубы, и этого проворному Пиику было достаточно, чтобы успеть выскользнуть из норы.

Не повезло ему сначала и на втором этаже. Едва он сунул голову в свое прошлогоднее дупло, как получил по носу такой удар клювом, что у него потемнело в глазах. Откуда было знать хитрому Пиику, что дупло уже захватила самка дятла! Но у него в запасе были еще два дупла, в которых он не раз жил прошлым летом. В одном из них, в старой-престарой липе, он благополучно поселился.

В тот день он скакал по веткам соседней ели и вышелушивал семена из прошлогодних шишек, оставшихся на ветвях. Когда наелся досыта, стал набивать семенами свои защечные мешки. Они у него довольно емкие — до восьми кедровых орешков помещается в них. Раз пять он принес себе в дупло полные мешочки еловых семян, как вдруг после очередного рейса увидел чуть выше своего дупла на толстой ветке какое-то движение. Кто там? Так и есть — желтая с зеленоватым оттенком шерсть подгрудка и шеи, темная голова и черно-бурая задняя часть выгнутого тела с пушистым хвостом. Куница Харза!

Хищная и кровожадная разбойница готовилась к прыжку. Хитрый Пиик тотчас же выплюнул добычу, громко свистнул, предупреждая своих собратьев, и понесся с ветки на ветку. Харза — за ним. Скорее на тонкие ветви, они не удержат Харзу! К счастью, по соседству белела береза, вплетавшая свою плакучую крону в ветви липы. Пиик кинулся к березе и, как паук по паутине, помчался среди тонких ветвей. Харза прыгнула вслед, нацелившись на более толстую ветку, но сорвалась и попала на сук пятью метрами ниже. А хитрый Пиик уже вернулся на старую липу и скоро исчез из вида, спрятался в свое дупло.

После этого он Стал осмотрительнее — подолгу наблюдал за окружающими сучьями, прежде чем вылезти из дупла. А когда возвращался с промысла, он с минуту прыгал по веткам возле дупла, провоцируя невидимого врага. Малейшее движение где-нибудь неподалеку останавливало его на миг, он изучал его, нервно вздрагивая хвостиком в серебристых остьях, и либо стремглав кидался в дупло, либо мчался по знакомому маршруту на тонкие ветви березы.

Но куница Харза больше не появлялась. Значит, ее дупло где-то в другом месте, значит, одной опасностью меньше. Один раз на глаза Пиику попался колонок, выслеживавший глухарей. Довольно часто он видел рысь Фуру, она обычно лежала, вытянувшись вдоль какого-нибудь самого нижнего толстого сука и смотрела вниз. Пиик знал, чем она занята: выслеживает крупную добычу. Недавно он видел, как она прыгнула сверху на годовалого кабанчика и после короткой борьбы загрызла его. Доверять ей нельзя, и лучше не появляться близко: ее когтистая лапа действует как молния.

Убедившись окончательно, что ему пока ничто не угрожает, он теперь день-деньской носился в поисках еды по ветвям деревьев, по валежинам, громоздившимся там и тут. Придет время, и он запоет: «Клу-клу… клу-клу-клу… клу…» Это значит, что он ищет себе подругу. Разумеется, если сносит голову до той поры.

В конце апреля — начале мая, когда окончательно сходит снег и вскрывается лед на Моховке, бурная жизнь пробуждается не только в Моховой пади, но и в пойме реки и в самой воде. С низовьев сюда возвращаются после зимовки в глубоких местах стаи хариусов, гольянов, порознь и табунами устремляются ленки, в одиночку, по-отшельнически, движутся, придерживаясь заводей, крупные таймени. Они идут царственно, неторопливо. Обгоняя их и шарахаясь в стороны, когда таймени делают резкое движение, стремительно мчатся против течения серебристые стаи чебачков.