Александр Грачёв - Сквозь мартовские снега. Лесные шорохи

У передней нарты, в которой сидела Вика, бежали Колодяжный и Житнев, вторую, загруженную сильнее первой, подталкивали Андрей Гаврилович и Мурутян.

— Давайте рассчитывать на худшее, — говорил Житнев Колодяжному, — что нам отрежет распутица дорогу на Жупаново. Какие, возможности есть для того, чтобы выжить?

— Сила воли, выдержка и предприимчивость. — Колодяжный говорил решительно, в голосе звучали стальные нотки. — Я в пятнадцать лет начал партизанить на Украине. Там было потруднее да пострашнее. Враг кругом, голод, смерть подстерегает на каждом шагу. А у нас… Бог ты мой! Крышу над головой делай без опаски в любом месте, кругом много дичи, начиная от зайца, куропатки, кедровых орешков, вплоть до дикого оленя и горного барана. Что нам угрожает?!

— Но это слишком абстрактно, — возразил Житнев. — Я имею в виду конкретный план, так сказать, аварийный. У вас есть запасы продовольствия?

— Мешок сухарей, две пачки соли, килограмма два сахара и десятка два брикетов гороха и гречневой каши. Да еще почти полный мешок кедровых шишек. Если не полениться, можно каждый день добывать дичину. Пять мужиков! Это же силища!

— Очень хорошо. Как у вас с боеприпасами? — спросил Житнев.

— У нас два карабина и около ста патронов к ним.

— Это уже здорово! Скоро выйдет из берлоги медведь, а он в это время жирный. Одного медведя нам хватит на месяц, — думал вслух Житнев.

— Не забывайте еще рыбу, — напомнил Колодяжный, — здесь даже сейчас в теплых промоинах можно натаскать гольца. Удочки у нас есть.

Иной разговор шел у задней нарты.

— Ну, как твои детки, здоровы? — спрашивал Андрей Гаврилович Атку.

— Сдоровы, сдоровы, — отвечала та, лежа в нарте и прикрыв переметные сумы с дочками полой оленьей малицы. — Мы всехта так в тундре возили маленький детка.

— А молоко в грудях есть? — без обиняков спрашивал камчадал.

— Есть, есть маленько, — согласно отвечала эвенка. — Олеска кусай, молоко есть. Однако, орески кедровый зую, кормлю детка.

— Это хорошо.

Ашот с каким-то трепетным чувством слушал этот разговор. И думал: до чего же силен человек, когда он приспособлен к той среде, в которой живет и которую хорошо знает. Отними у него опыт и эти знания, и он погибнет. Не-ет, никак нельзя отрываться от природы-матери, кормящей тебя. Иначе ты не жилец в этом мире, окажись вот в таких условиях.

— А ты — грузин? — вдруг спросил Андрей Гаврилович Мурутяна, словно подслушав его мысли.

— Нет, армянин.

— Вот я вижу — кавказский ты человек. А че, паря, занесло сюда? Там же у вас на Кавказе благодатный климат…

— Сам попросился после окончания авиационного училища. Охота посмотреть другие земли.

— Это хорошо. Чем больше увидишь, тем больше узнаешь. Ну и как, не жалеешь?

— А чего жалеть. Это все пригодится в жизни, — объяснил Мурутян.

— Правильно говоришь, — одобрительно заключил Андрей Гаврилович. — Уж наперед, если что случится, ты будешь крепко стоять на ногах.

— К тому и стремлюсь.

Под вечер караван достиг землянки вулканологов, у подножья исполинского белоснежного конуса вулкана. Еще издали Колодяжный разглядел на белизне снега фигуру друга и коллеги Игоря Храмцева.

— Ну, паря, принимай гостей! — Слово «паря» он сегодня подхватил у Андрея Гавриловича. — Нашлись-таки бедолаги. Задача: приютить, обогреть, вдоволь накормить. Заваривай ведро каши!

Тонкий рисунок поэтического благородного лица Храмцева, окаймленного курчавой русой бородкой и жидковатыми усами, синь открытых добрых глаз — все таило хитрую улыбку.

— Успеем ли, — сказал он. — Час назад я принял радиограмму, что готовится вертолет на поиски нас по маршруту: избушка — Долина гейзеров. Мы срочно нужны в Петропавловске. Готовится международный конгресс вулканологов. Нужны срочные отчеты от нас.

— Ха-а! — заорал во все горло Колодяжный. — Все! Проблема выживаемости снимается.

Но в этот день вертолет не прилетел. Он появился лишь около десяти часов утра назавтра со стороны Тихого океана, с того направления, где находится Долина гейзеров. Это был Виктор. До вечера он вывез всех, в том числе и собак с нартами, в Петропавловск-Камчатский.

Писатель-дальневосточник Александр Матвеевич Грачев оставил нам свои книги, и судьба его книг завидна. Первая повесть — «Тайна Красного озера» выдержала восемь изданий, вторая — «Падение Тисима-ретто» — шесть. Они издавались не только в Советском Союзе, но и в других странах. Его книги сразу же нашли дорогу к сердцу читателя, и успех их не случаен. Они созданы, когда писатель был уже зрелым человеком, прошедшим нелегкий жизненный путь, и ему было о чем рассказать.

Детство и юность писатель провел на Дону. Крытая соломой хата, в которой родился он в июне 1912 года, долго стояла на хуторе Меркуловском, неподалеку от станицы Вешенской. Отец Грачева еще перед началом мировой войны привез из Прибалтики жену-латышку, но сам после гражданской войны умер от тифа.

Нелегко пришлось вдове поднимать на ноги четырех детей мал мала меньше. Кругом разруха и недружелюбие хуторян из ревнителей казачьих «традиций», которое переносилось и на детей-«латышат». Дома бедность и слезы матери. Мальчик рос впечатлительным, остро воспринимал обиды со стороны сверстников и поэтому стремился уединиться где-либо на берегу Дона или уходил в широкую и привольную степь. Уже тогда у него появилась любовь к природе, которой он остался верен до конца и которая всегда присутствует в его произведениях.

В тринадцать лет, закончив четыре класса сельской школы, он отправился в станицу Мешковскую, где находилась школа крестьянской молодежи, продолжать образование. Там он проучился два года, а затем комсомол направил его учиться в станицу Каргинскую. В этой станице жила мать Михаила Шолохова, над которой учащиеся взяли своеобразное «шефство», а Сашу Грачева влекло в этом доме множество книг.

В 1930 году тысячи комсомольцев пошли в Красную Армию и Флот, среди них оказался и комсомолец Саша Грачев — он стал курсантом Новочеркасской кавалерийской школы. Да и куда еще мог пойти сын казака, чья любовь к коням известна издревле? Казалось, дорога в жизни определилась навсегда.

Но судьба распорядилась иначе. По состоянию здоровья курсант Грачев был отчислен из школы — так в 1932 году рухнула его мечта стать командиром Красной Армии.

В том же году раздался призыв комсомола к молодежи построить город юности на глухих берегах Амура. И вот осенью старенький пароход «Колумб» с очередной партией комсомольцев высадил у таежного села Пермского и Александра Грачева, ставшего строителем будущего города.

Подвиги комсомольцев-строителей Комсомольска-на-Амуре стали достоянием истории. О них немало написано, живы еще и многие из тех, кто прорубал первые просеки в тайге, мерзли в шалашах и землянках, боролись с цингой и, наперекор всему, строили город, имея основным орудием труда топор, кирку и лопату. Хорошо об этом написал сам Александр Грачев в романе «Первая просека»: «Первый удар топора… Как будто это просто: ударил — и все. А между тем надо бы памятник поставить тому, кто сделал это первым: нелегок был труд корчевщиков тайги. Так бы и запечатлеть в мраморе или бронзе фигуру паренька в косоворотке или юнг-штурмовке, в лихо сбитой на затылок кепке, и над ней стремительно занесенный вверх топор — творец бесчисленных деревень и крепостей, посадов и городов земли русской. Надо бы! Да только никогда не узнаешь, кто этот паренек, нанесший первый удар там, где легла первая просека и где суждено было вознестись городу».