Элиз Руссо - Удивительная философия птиц. Как ласточки относятся к смерти, горлицы сохраняют романтику в отношениях, а утки спасаются от стресса

Даже если мы осознаем реальную опасность (несчастного случая, уязвимости детей и т. п.), то и тогда чувство страха появляется у нас в результате работы нашего воображения. В этом мы не отличаемся от птиц, впадающих в панику от одного лишь волнения листвы. Наш мозг настроен на катастрофические, часто неправдоподобные, сценарии, поэтому мы и воспринимаем некоторые события с неадекватным опасением. Разве нам грозит смерть, если мы провалимся на экзамене, если покраснеем в присутствии человека, который нам нравится, если проведем ночь в кромешной тьме, если сменим место работы или, обобщая все сказанное, если что-то пойдет не так? Тогда почему же у нас на все это такая острая реакция?

Мы же люди, у нас такой развитый мозг! Почему же мы иной раз пугаемся, словно какой-нибудь залетный снегирь?

Страх портит нашу жизнь, погружает нас в состояние стресса. Из-за избыточного беспокойства мы теряем сон и аппетит, ослабевает иммунитет… В некоторых случаях, например когда слабое сердце (это относится и к людям, и к птицам), сильный страх может стать причиной сердечного приступа.

Как же отличить полезный страх от вредного? Страх обоснованный от страха иррационального?

Птица не способна различать такие страхи. В этом наше преимущество: мы можем задуматься, взглянуть на себя со стороны. Птица в первую очередь прислушивается к своему страху, ведь она должна выжить, взлететь, причем как можно быстрее. Зато мы, как правило, можем контролировать нашу неосознанную тревогу. Правда, с другой стороны, мы в какой-то степени утратили присущую животным способность реагировать на эмоции, сидящие глубоко внутри нас, и понимать, когда к ним стоит прислушаться. Ведь сигнал страха принципиально важен и реально полезен, потому что он способен нас защитить.

«Плохой» страх обездвиживает человека, парализует, лишает воли. Он служит оправданием нежелания рискнуть, он мешает жить в полную силу.

Правда, иногда мы не хотим прислушиваться и к «полезному» страху, сигнал от которого поступает к нам буквально «из внутренностей». Например, когда мы понимаем, что предлагаемая хорошо оплачиваемая должность не соответствует нашим ценностям, и тем не менее соглашаемся ее занять. Или когда чувствуем, что свидания с таким-то человеком не идут нам на пользу, или что этот продавец – жулик. Все это мы чувствуем, но заглушаем внутренний голос.

Почему же так непросто отнестись с доверием к обоснованным сигналам тревоги и подавить ложные? Возможно, надо просто не забывать о наших животных инстинктах и больше прислушиваться к собственному телу и его ощущениям. Мозг может сыграть с нами злую шутку: этот резонер часто требует от сердца, чтобы оно молчало. Чем точнее наш разум и наши эмоции настроены на одну волну, чем меньше мы заглушаем голос чувств, тем лучше мы можем понять, какую информацию ощущения и эмоции стараются до нас донести.

Людей, тонко чувствующих звуки и музыку, восхищает разнообразие птичьего пения. У каждого вида птиц свой язык, свои, присущие только им, крики.

Не так давно проводились исследования, направленные на выявление «региональных акцентов» в пении у различных популяций птиц, относящихся к одному и тому же виду. В частности, заметные местные особенности были выявлены у представителей воробьинообразных, таких как клесты-еловики и зяблики обыкновенные, обитающие в лесах, парках и городских садах. Поговорим подробнее о зябликах. Если у вас тонкий слух и вы внимательно прислушаетесь к их пению, то обязательно заметите, что в Страсбурге, Париже, Аяччо и По зяблики поют немного по-разному. Действительно, марсельский зяблик щебечет не совсем так, как зяблик из Бретани! Фразировки у них в значительной степени одинаковы, но в одной местности определенные фиоритуры слышны, а в другой – нет, зато в другой местности трели зябликов имеют особые концовки. Получается, что мы имеем дело с местными диалектами. Но с чем связаны эти различия? Однозначно на этот вопрос ответить трудно. Возможно, формируя конкретный тип пения, специфический для данной местности, зяблики находят способ распознавать земляков. Может быть, таким способом они препятствуют появлению чужаков на своей территории? Такое действительно возможно.

Одно известно наверняка: зяблик, обосновавшийся в новой местности, должен изменить свое пение, чтобы раствориться среди собратьев. Ну, прямо как у людей!

На улице, в кафе, в поезде мы мгновенно распознаем «неместный» акцент. Некоторые говоры кажутся нам приятными, привлекательными, другие – забавными, а бывают и такие, которые нам неприятны. Неужели это лишь вопрос вкуса? Разумеется, это не так. То, как коллективное воображение реагирует на конкретный акцент, зависит от особенностей его восприятия. Например, французам кажется очень симпатичным квебекский акцент, с которым говорят наши далекие американские «кузены». Зато акцент соседнего региона может показаться нам не столь приятным. Акцент – это как несмываемое клеймо, поставленное на жителе пригорода, парижанине или жителе севера Франции. В любом случае каждому достается тот или иной акцент, и то место на земле, где мы чувствуем себя как рыба в воде, с юных лет накладывает на нас определенный отпечаток. Одни люди гордятся своим происхождением, и их говор им комфортен, а другие стараются избавиться от акцента. Самое забавное заключается в том, что многие люди уверены, что у них и вовсе нет никакого акцента. На самом же деле акцент есть у каждого из нас, но улавливает его только ухо жителя другого региона. И когда мы, подобно зябликам, меняем место нашего обитания, то мы либо перенимаем говор того места, в котором отныне будем жить, либо (и так бывает чаще всего) теряем присущий нам выговор и переходим на более «нейтральные» интонации.

Зяблик, несомненно, прогонит пришельца, пение которого лишь незначительно отличается от его собственного, но и мы в чем-то подобны зяблику, ведь стоит нам услышать «чужой» акцент, как в голове у нас загорается маленькая лампочка, причем происходит это бессознательно. Иногда даже приходится слышать: «А вы не из наших мест!» Складывается впечатление, что акцент способен рассказать о другом человеке больше, чем он сам. И в результате возникают спонтанные реакции, которые не назовешь доброжелательными. И наоборот, когда мы слышим хорошо знакомый акцент, сразу возникает мысль, что говорящий – это «наш человек». Тут же естественным образом возникает симпатия, появляется ощущение, что вы с ним заодно, и легко завязывается беседа. Интересно, а когда в чужих краях встречаются два зяблика, которые родом из одной местности, они так же реагируют друг на друга? Небось думают: «Ага, вы, значит, тоже из наших мест!» Получается, что мы в своем развитии не далеко ушли от зябликов…