Чарлз Робертс - В осаде

Дрожащими руками задвинув тяжелый засов, Мэнди с ужасом убедилась, что дверь, сделанная из тонких досок, очень непрочна. Медведь может сломать ее одним ударом лапы. Мэнди не знала, до чего медведи осторожны и как они боятся всяких ловушек и даже самого запаха человека.

В хижине не было огня. Только красный отблеск углей в очаге да сероватый свет ночного неба, проникавший в крошечное окно, освещали ее. Мэнди, перепуганная и ослабевшая от страха, была не в состоянии искать свечу. Она прижалась к стене и устремила глаза на окошко, ожидая, что вот-вот в нем покажется медведь. Ее привел в себя плач ребенка. Во время ее бегства он выронил свои кусок сахара и теперь огорченно плакал. Мэнди присела на скамью и стала кормить ребенка, не сводя испуганных глаз с маленького квадратного окошечка.

Медведь остановился перед захлопнутой дверью и стал внимательно рассматривать избушку. При звуке детского плача он сообразил, что человеческие существо находится там, в избушке. Он приблизился к двери и, обнюхивая ее, шумно втянул в себя воздух. При этом звуке сердце Мзнди остановилось от страха.

Затем он навалился на дверь, она застонала и заскрипела под его тяжестью, но выдержала. Крепкие петли и засов устояли против натиска.

Тогда медведь отошел и направился вокруг хижины, обнюхивая и царапая щели в стенах и пробуя найти место, где можно проникнуть в избушку. Наконец он заметил окно. Мэнди услышала, как заскрипели его когти по наружной стороне рамы, когда он поднимался на задние лапы, и в окне появилась огромная черная голова.

Мэнди положила ребенка на скамью, выхватила из очага пылающую головню и со всего размаха ударила по окну в том месте, где была голова медведя. Стекло разлетелось вдребезги, и черная голова исчезла. Удар не попал в медведя, но звон стекла и огонь напугали его. Он со злобным рычанием отскочил от окна и присел на задние лапы, выжидая, что будет дальше.

Мэнди, боясь поджечь избушку, бросила головню обратно в печку, напряженно прислушиваясь к шагам медведя. Он снова направился вокруг избушки. Шумно дыша и ворча, он обнюхивал щели и по временам наваливался на дверь и на стены. Мэнди взяла ребенка на руки. Он, насытясь и согревшись, уснул. Мэнди все яснее сознавала ужас своего положения. Нервы ее напряглись до последней степени. Она чувствовала, что сходит с ума. Сопение и фырканье медведя по временам прерывалось мгновеньями тишины. Это были томительные мгновенья: Мэнди не знала тогда, что делает медведь. Ей казалось, что она не выдержит больше. У нее мелькнула отчаянная мысль — выхватить две большие головни из очага и с ними выскочить из хижины. Но она отогнала дикую и бесполезную мысль и лихорадочно стала искать другого выхода. Вдруг она вспомнила, что медведи любят сладкое. В углу, на столе, была сложена целая груда сахарных глыб, круглых как сковородка, на которой они застывали.

Она схватила одну из них и выбросила через окно. Медведь накинулся на сахар с такой жадностью, что не прошло и минуты, как он проглотил весь, кусок.

Он приблизился к окну, точно требуя еще, и Мэнди поспешила исполнить это требование.

Медведь съедал кусок за куском, аппетит его нисколько не уменьшался, куча сахарных глыб таяла, — и к страху Мэнди примешалось негодование. Она попробовала не так быстро бросать куски, но при первом замедлении медведь так угрожающе двинулся к окну, что она поспешила скорее бросить сахар и с отчаянием подумала, что будет с ней, когда запас сахара кончится.

Гляди в окно на медведя, грызущего сахар, Мэнди вдруг заметила красноватый странный отблеск на небе. Сперва она рассеянно скользнула по нему глазами, вся поглощенная страхом, но отблеск становился все ярче. Верхушки больших елей были залиты красным огненным светом. Зарево… И вдруг она поняла, с какой стороны пылает это зарево. Она кинулась к двери, распахнула ее, но темнота леса моментально отрезвила ее и напомнила ей ее положение. Она снова захлопнула и заперла дверь, подбежала к окну и застыла около него, вцепившись обеими руками в раму.

Медведь, доев сахар, присел на задние лапы, навострил уши и повернул голову в сторону зарева.

Из-за верхушек леса стали показываться языки пламени. Мэнди старалась убедить себя, что горит хлев, а не дом. На таком далеком расстоянии нельзя было определить, что именно горит. Но она твердила себе, что это или дом, или сарай. Невозможно, чтобы горело сразу и то, и другое.

Но если это горит дом?.. Дети еще не легли спать, — слишком рано. Но если они легли? Тогда Джек, охотничий пес, разбудит их… Соседи, увидев зарево, прибегут на помощь. — они живут всего на расстоянии километра. Они успеют разбудить детей, увести их к себе и успокоить… Она гнала всеми силами мысль, что пожар мог захватить детей во сне. Но эта мысль упорно возвращалась, давила ей голову… Можно было сойти с ума от нее.

Если бы она была одна, она не побоялась бы медведя в эту минуту. Но с ней был ребенок. Держа его на руках, она не сможет убежать от медведя. А оставить ребенка здесь невозможно: если она не будет отгонять медведя, он влезет в окно или вломится в дверь.

И, однако, она не в силах была стоять здесь и смотреть на языки пламени, не предпринимая ничего.

Она снова подумала о горящей головне. Если взять с собой горящую головню, то, может быть, медведь не решится броситься на нее. Она подбежала к очагу, но дрова уже перегорели, остались одни уголья. В своем смятении она и не заметила, что в избушке стало совсем холодно. Она хотела подбросить дров в очаг, но их не оказалось. Она позабыла принести дров днем. Значит, и этот последний план был невыполним. Ощущение холода вернуло ее к действительности. Она прикрыла ребенка теплым одеялом и, когда, прикрывая его, наклонилась, снова услышала сопенье медведя у двери. Она чуть не рассмеялась: он съел такую груду сахара и все еще не насытился. Мэнди почувствовала, что шатается, и оперлась о край постели. Она хотела прилечь рядом с ребенком, но, потеряв сознание, упала на пол.

Обморок незаметно перешел в глубокий сон, вызванный полным изнеможением, и она пролежала на полу несколько часов.

Ее разбудил плач ребенка. Она вскочила на ноги, окоченелая от холода, в состоянии близком к бреду. Сознание, а вместе с ним ужас и тоска постепенно вернулись к ней. Она собралась с силами, накормила и укачала ребенка.

Шатаясь, она подошла к окну. Страшное красное зарево превратилось в бледный отблеск, видный сквозь тонкие вершины елок. Пожар — горел ли это дом или сарай — уже догорел. Что бы ни случилось, — все равно уже случилось. Она не решалась вдуматься в происшедшее, у нее не было сил на это. Ее затуманенный взгляд упал на огромную, бесформенную в полутьме фигуру медведя. Он стоял в десяти шагах, и смотрел на нее. Она тоже смотрела на него также пристально, не чувствуя перед ним больше никакого страха. И вдруг он повернул голову, как будто услышал что-то, быстро и беззвучно двинулся с места… и пропал в темните под деревьями. Она услышала приближающиеся шаги на тропинке, громкий тревожный лай собаки… Это лаял Джек… Она кинулась к двери и распахнула ее…