Юрий Герасимов - Тропой таёжного охотника

— Эх, овсом бы их поддержать! — сокрушенно заметил Прокоп Ильич. — Вот тогда б они набрались хлебной силы! А эта, травяная, ненадолго… За неделю набрали, за неделю и спустят…

Но медлить больше нельзя было. Восьмого июля отряд потянулся на Улелей. Дорога шла по припойменной террасе левого берега, среди живописных березовых колков и молодых сосняков.

К середине дня охотники, пройдя 30 километров, вошли в Ленинский поселок, последний населенный пункт в верховьях Ингоды. Эта небольшая деревня поражала добротностью и новизной построек. За пятистенными избами, сложенными из свежих толстых бревен, стояли такие же надежные амбары и саран. Обширные усадьбы были огорожены частоколами с тесовыми воротами и калитками. На каждом дворе высился над крытым срубом колодезный журавель.

Охотники проехали деревню и не встретили ни одного человека. Все были на покосе. Лишь в крайней избе удалось обнаружить больного старика. Расспросив его о фарватере Ингоды и о пути на Большой Улелей, охотники отправились дальше. К вечеру они достигли Хинкарая.

Сопки отступили здесь от реки на пять-восемь километров, образовав широкую долину. В прирусловой пойме виднелись небольшие тихие заливы, а по старице — озера, заросшие кувшинкой, вахтой, рдестами и стрелолистом. По берегам озер темнели осоковые кочки и заросли хвоща. Над ними склонялся редкий низкорослый тростник. За старицей но пойменной террасе раскинулись луга с широколистным и злаковым разнотравьем.

Дорогой охотники видели много звериных следов. К лесной опушке выходили кабаны, оставив на лугу рытвины и темные полосы измятой и перепутанной травы. Через Ингоду перебродила лосиха с теленком. Встретившись с медвежьим семейством, она рысью ушла за реку, оставив на песчаной отмели следы полутораметровых шагов. Медведица с двумя медвежатами прошлась по этой отмели и забрела в реку вслед за лосихой. Но медвежата вернулись на берег. За ними вышла мать и повела их своим следом назад, в сосновый бор.

С лесных опушек со всех сторон раздавалось рявканье косуль..

Путники пересекли долину и вышли к старому, заброшенному стойбищу, заросшему пыреем и рослой крапивой.

Здесь и отаборились. Под вечер на стане остался один Батыр. Охотники отправились «в ночное», на засидки.

С закатом солнца растаяли розовые барашки облаков, и прозрачное небо стало нежно-сиреневым. Изумрудная зелень наполнилась лиловыми тонами. Над озерами поднялись шапки тумана, и от реки, вниз по долине, потянулись зыбкие белые космы. Затейливо сплетаясь в валы, они с каждой минутой увеличивались, закрывая сопки. Вскоре всю долину залила колышащаяся белая пелена тумана, сквозь которую едва выступали расплывчатые силуэты ближних предметов. В призрачной дали терялась полоска угасающей зари. Вечерние сумерки сгущались.

Прошло полчаса, и на смену серым тонам появились светло-синие. Снова все кругом посветлело, и сквозь разрывы тумана заиграли в воде дрожащие золотые блики лунного отражения. Уваров с Симовым сидели у медвежьей тропы, прислушиваясь к монотонному комариному звону и переливчатому журчанью речного переката.

Неожиданно вечернюю тишину нарушил треск надломившейся сухой ветки. Из кустов донесся шорох. Послышались осторожные шаги.

Шаги приближались. Симов поднял ружье и застыл. Ближние кусты тальниковой поросли шевельнулись, и среди них показался расплывчатый силуэт большого животного.

Припав к прикладу и подведя мушку под лопатку зверя, Симов прикоснулся пальцем к спусковому крючку, но тут же отдернул его назад. Холодный пот выступил у него на лбу Из тальниковой чащи высунулась… конская голова. Это Рыжуха пришла проведать хозяина.

Облегченно вздохнув, точно сбросив непосильную ношу, лейтенант поднялся из своей сидьбы. Лошадь насторожила уши и сипло заржала.

— Ну, чего тебя нелегкая принесла! — в сердцах ответил ей Симов. Окликнув Уварова, он подошел к нему и искренне поблагодарил старика за совет никогда не стрелять, пока ясно не увидишь цели.

Охоту пришлось прервать. На таборе Батыр встретил их легким рычанием, но, разобравшись, виновато завилял хвостом и, натянув сворку, заластился у ног, надеясь получить кусок свежей печенки. Старательно обнюхав руки охотников, разочарованный пес отошел в сторону и, вздохнув, улегся на свое место.

Утром на стан вернулись и остальные. Батыр не поленился обнюхать каждого, но, ни на ком не обнаружив запахов свежей дичины, безнадежно растянулся на росистой траве.

Лошади, преследуемые многочисленным роем слепней и комаров, торопились к стану под защиту дымовой завесы костра. Роговский Бурка прихрамывал и брел позади. Как выяснилось, он засек копыто шипом подковы. Образовалось нагноение. Прокопу Ильичу пришлось собираться в обратный путь. Простившись с ним, Уваров, Трохин и Симов отправились дальше береговой тропой, сквозь густые заросли черемухи, сплошь усыпанные гроздьями еще неспелой ягоды. Часто охотникам встречались заросли различных жимолостей, также обильно усыпанных удлиненными синими ягодками. Охотники спешивались и с удовольствием лакомились сладкими ягодами съедобной жимолости. На всех других плоды были горьки, как хина.

По мере продвижения вверх по Ингоде долина ее становилась все более узкой. Чаще встречались утесы и каменистые завалы, а по реке — пороги. Вскоре тропа привела охотников к огромному утесу, стоявшему своим основанием в глубоком омуте.

Охотники свернули в распадок быстрой речки Громатухи. Тропа пошла густым березняком, меняя направление и бесконечно чередуясь спусками и крутыми подъемами. Несмотря на гористый рельеф, отдохнувшие лошади шли бодро, и к полудню отряд поднялся на водораздел между реками Ингодой и Чикоем. Теперь, вместо березняков, теснился вдоль тропы лиственничный лес. Под ногами расстилался бруснично-разнотравный ковер.

Дорогой Фока первым заметил на гигантской лиственнице старый затес, который настолько зарос и заплыл смолой, что походил на болезненный нарост. Против него охотники свернули влево к северному склону. Как это свойственно горам, лес сразу изменился. На лиственницах появились гирлянды бородатого лишайника, и травостои сменился густыми зарослями багульника. В пойме реки Аргайты появились сфагновые мхи и тощие торфяники, обычные для почвы с вечной мерзлотой.

У Ингоды, на небольшой лужайке, стоял покосившийся от давности рыбачий балаган. Под ним когда-то была просыпана поваренная соль, которая впиталась в землю. Изюбры и косули нашли этот «солонец» и, не страшась людской постройки, на коленях забирались под навес и выедали соленую землю. Под балаганом виднелась полуметровая яма, вырытая зубами животных.