Инбали Изерлес - Приключения Тигрового кота

— Вот так все было в самом начале.

Мати услышал эти слова, не видя, кто их произнес. Это был голос кошки, но не его матери. Красивый, сильный голос, который как будто возникал из необъятной темноты. Потом стали медленно появляться крохотные точки света, как будто небо посыпали солью.

— Творцы извлекли свет из космоса, чистый и твердый, как алмаз. Они обрушили его вниз и рассыпали по юной земле, словно мелкие песчинки, создавая пустыню без начала или конца. Она была жаркой и голой, как солнце. Мати, ты знаешь, что такое седиция?

Голос не удивил Мати, а вот вопрос — удивил. Обращаясь к нему, голос затянул его в этот странный мир. Мати казалось, что его уносит к пылающей пустыне. Он просто был там, без тела, так же как этот голос звучал, не имея лица.

— Нет, я не знаю.

— Седиция — это дикий цветок, цветок-изгнанник. Он растет там, где, как кажется, совсем нет воды, под тенью камней, почти без воздуха. Он упорно отрицает все законы вселенной. Он просто желает жить и живет. Он живет даже тогда, когда на него охотятся и уничтожают. Чудо жизни сияет в каждом золотом лепестке. Он цветет одно мгновение и тут же увядает.

Мати увидел опаленный песок пустыни. Почувствовал, как его затягивает под него, снова в темноту, где корни, тонкие, как его усы, цепляются за зернистую землю. Крошечное растение поднялось над песком, родился маленький бутон, он раскрылся — и возник одинокий янтарный цветок. И вдруг, не прошло и мгновения, земля ожила, покрылась лесами и океанами, горами и долинами. Мати увидел рыб, плескавшихся в ручьях и реках, пасущихся антилоп, птиц всех цветов и размеров, порхавших среди деревьев. Красота этой земли затопила душу.

— Кто ты? — спросил он у голоса.

— Разве ты меня не видишь?

Мати окинул взглядом земные просторы, снова посмотрел на пустыню, где все началось. Он ожидал увидеть некоего гиганта, способного обладать таким могучим голосом. Но увидел маленькую красновато-коричневую кошку, едва ли крупнее любой другой кошки, — она смотрела через реку. Мати заметил бледные пятнышки на ее спине и странную белую отметину, похожую на распрямившуюся змею.

Она медленно повернулась. Глянула на Мати золотистыми, раскосыми, широко расставленными глазами.

— Теперь ты знаешь, кто я?

— Думаю, да.

— И кто же?

— Ты… Ты самая первая кошка.

— Да. Я — Те Бубас, первая кошка. Меня создали Творцы, и Творцы остались в моей крови, и я отчасти смертная, а отчасти — дух.

Она медленно моргнула.

И в то мгновение, когда ее глаза закрылись, на землю упала тьма.

Но свет вернулся, когда Те Бубас снова посмотрела на Мати:

— А кто ты?

— Я — Мати.

Те Бубас нахмурилась. Ее глаза затуманились. И тут же мир снова стал черным.

Для людей у шлюза Крессида день выдался самым обычным. На рыночной площади было шумно, охота людей делать покупки никогда не угасала. Но в мире кошек произошли перемены. И начались они с маленького землетрясения, которое только кошки и почувствовали, — а оно случилось, как выяснилось позднее, в то самое мгновение, когда Мати был сбит автомобилем.

Кошки затихли. Они все это ощутили в момент сотрясения — некую странную пустоту.

— Домино?

Трильон остановилась в нескольких шагах от сына в их жилище в катакомбах, наблюдая за ним. Он свернулся у стены, положив голову на передние лапы и обернувшись хвостом. Он лежал так целыми днями, почти не двигаясь.

— Домино, идем наружу, подыши немного свежим воздухом! Съешь что-нибудь.

Домино лишь медленно качнул головой.

Его мать продолжила:

— Ты ведь не знаешь, что случилось с Мати. Ты говоришь, его подобрал какой-то батрак. А у них есть разная сильная медицина. Я уверена, он благополучно поправляется, пока мы тут говорим. И возможно, переберется в какое-то другое место.

— Куда-нибудь, где к нему будут добры, — глухим голосом пробормотал Домино.

— Мы были так уж плохи?

— Да. Только Воробей его защищал.

— Думаю, Пангуру он нравился… — Трильон поймала себя на том, что употребила прошедшее время. — То есть нравится.

Домино зашипел.

— А ты что об этом думаешь? — спросила Трильон.

— Пангуру нельзя доверять.

— Ты с ума сошел? — Трильон была поражена. — Пангур наш вожак! Я понимаю, ты расстроен, но так ни в коем случае нельзя говорить! — Она нервно оглянулась на вход в жилище. — Как бы ни было, Пангур — сильный вожак. И у него доброе сердце. А вожаки Крессиды не всегда были такими; следует полагать, что нам повезло.

Домино посмотрел на мать, широко раскрыв глаза. Он колебался.

— В чем дело, Домино? Что ты от меня скрываешь?

— Я не могу… Я обещал. Обещал Мати.

— Обещал Мати что? Домино, его здесь нет, и мы не знаем…

— Не знаем, вернется ли он? — Домино уставился в пол.

— Домино, ты должен верить, — на этот раз его мать заговорила мягче. — Мне жаль, что я не сразу поверила Мати. Это трудно, он ведь чужак… Он мог оказаться кем угодно, и он, похоже, ничего не знает о самом себе. Но я была здесь, когда он спас Бинжакса, помнишь? Для этого нужна огромная храбрость. И мое мнение о Мати изменилось. Пожалуй, теперь я считаю его весьма замечательным, хотя мне и странно так говорить.

— В самом деле, Амма?

— Конечно. И Пангур это тоже увидел… раньше меня, я уверена. Он что-то упоминал об инстинктах Мати.

Выражение мордочки Домино изменилось, он замкнулся.

— Ах вот как? — напряженно произнес он. — Мало ли что он говорит? Я ему не верю.

— Домино, почему? Если есть что-то дурное, ты должен поделиться со мной… я твоя амма!

— Но я обещал Мати…

— Мы не знаем, вернется ли Мати в ближайшее время, — с тихой властностью заговорила Трильон. — Такова реальность, как бы грустно все ни выглядело. Лучше тебе рассказать мне, что происходит…

Трильон молча выслушала рассказ сына о подозрениях Мати, считавшего, что к наводнению имел отношение кто-то из своих. Она нахмурилась, когда Домино упомянул о встрече Мати с шалианкой, словах Пангура о тяжести власти и том факте, что торговец рыбой, похоже, узнал вожака кошек Крессиды.

Домино рассказал и о разговоре с серым котом, и о том, что Пангур говорил с серым через день или два после того. И закончил словами о странном поведении Мати в тот вечер, когда он шагнул на дорогу.

— Он сказал, что увидел свою амму, а я клянусь, там никого не было! Но он казался таким уверенным. Он не слушал меня, а я старался его остановить! Как будто его голова была где-то в другом месте… очень трудно объяснить.

— Успокойся, Домино, это не твоя вина, ты сделал все, что мог, — постаралась утешить его мать. — Думаю, Мати обладает особой чувствительностью. Возможно, он даже умеет говорить с духами.

— Ты так думаешь?

— Ну, иначе его поведение не объяснишь, разве что сумасшествием. Но я сомневаюсь, что он безумен. Он говорил о какой-то шалианке?