Карл Фриш - Десять маленьких непрошеных гостей. …И еще десятью десять

Фриш, рассказывая о насекомых, докучающих человеку, упоминает блоху, а Гунтер говорит о блохе цератофиллус , кормящейся только на городской ласточке.

Гнездовая моль. Ее личинки питаются перьями птиц .

Фриш пишет о клопах, вшах и мухах, точно так же и Гунтер сообщает о кишащих в гнездовой подстилке клопах, о вшах, о мухе, чьи личинки растут, впиваясь в самых молодых неоперившихся птенцов, тогда как подрастающие и уже покрывающиеся пухом становятся мушиной личинке не по зубам.

Фриш пишет о моли, и Гунтер отмечает в числе обитателей ласточкиного гнезда белую личинку моли, которая кормится опавшими перьями.

Вкусы разных насекомых неодинаковы. Потому то в птичьем гнезде обитают не те виды, что в жилье человека, а только их сородичи.

В русской научной литературе существует сочинение — и опубликовано оно уже свыше 60 лет назад, — посвященное той же теме, о которой повествуют очерки Фриша. Но русское сочинение написано предельно сухо, а кроме того, опубликовано в малоизвестном издании. О нем если и помнят, то лишь немногие специалисты и любители старой научной литературы. В самом деле, кто заглядывает теперь в «Труды русского энтомологического общества» за 1907 год? А ведь как раз здесь и была напечатана работа — плод многолетних трудов М. В. Новорусского, оформленная как «Список насекомых, собранных в Шлиссельбургской крепости в 1901–1904 годах».

Много есть и в нашей стране, и в других государствах богатейших и диковинных, редкостных и замечательных коллекций насекомых, но эта, без сомнения, остается самой необычайной. Очень уж чрезвычайны обстоятельства, при которых она возникла. Конечно, эта коллекция далеко не так ослепительна, как добытая когда-то в тропиках Уоллесом, и не укомплектована, как Сериньянская, собранная Жаном-Анри Фабром в Провансе, о котором сам Фабр писал: «Эта страна — рай для насекомых!»

В списке насекомых, собранных в Шлиссельбурге, нет упоминаний ни о каких экзотах, а место сбора не представляло ни в какой степени рай для насекомых, зато было адом для людей.

Легко себе представить, что упоминаемые Новорусским в «Списке» его гости и соседи по Шлиссельбургу казались ему иной раз ничуть не непрошеными, а, наоборот, доставляли истинную радость.

Здесь мы на время отклонимся от темы своего рассказа и обратимся к истории, о географической же стороне дела говорить почти нечего, разве только напомнить: Шлиссельбургская крепость находилась на острове в Ладожском озере, недалеко от места истока Невы. Каких уж тут ждать энтомологических находок и экзотов! Да, но вот об истории Шлиссельбурга так коротко не расскажешь.

В 1917 году крепость, которую вся мыслящая Россия считала царской Бастилией, была по приговору рабочих местных заводов сожжена и сровнена с землей, чтобы и следа не осталось.

Не удивительно, что о сочинении Новорусского теперь мало кто помнит, а многие, возможно, не слышали и о самом месте, где составлялся «Список».

…Темной летней ночью 1884 года к безлюдной пристани островка причалили баржи, и жандармы при свете фонарей стали поднимать из глубоких трюмов крепко сколоченные дощатые ящики, только что не гробы, стоявшие стоймя. Под усиленным конвоем доставляли их в крепость, над воротами которой значилось одно только слово «Государева».

Здесь сбивали крышку с ящика и из него выводили закованного по рукам и ногам узника.

Звеня кандалами, вступали они один за другим в крепость. То были заключенные, переведенные сюда из ужасного Алексеевского равелина, из Трубецкого бастиона Петропавловской крепости.

Следя за тем, чтоб по дороге никто ни с кем не мог встретиться, чтоб никто никого не мог увидеть, жандармы с саблями наголо уводили своих пленников по коридору и останавливались перед камерой, отведенной для заключенного.

Скрежеща, опускался засов, и арестант, оставшись один, осматривал свою келью.

В каменном мешке с густо зарешеченным окном, за которым тускнели маленькие квадраты матовых стекол, можно было сделать четыре шага в длину и пять в ширину. Вдоль правой стены — откидная койка. Днем на нее никому не дозволено было ложиться. С противоположной стороны к стене прикованы две железные плиты: одна — повыше и побольше — служила столом, вторая — пониже и поменьше — была стулом. Под самым потолком камеры висела керосиновая лампа. Ее с наступлением темноты зажигал смотритель, чтоб легче было следить за заключенным.

Долгие месяцы прошли, пока узники, тайком от тюремщиков перестукиваясь, узнали друг друга и выяснили, что они находятся в Шлиссельбургской крепости. В той самой крепости, что построена была еще в XIV веке и где в давным-давно минувшие времена на плацу преданы были казни четвертованием Долгорукие. Это была та самая крепость, в которой когда-то, заживо замурованный, одетый камнем, много лет провел раскольник Круглов. Его схватили в тайных скитах на берегу Ладоги и привезли в Шлиссельбург… Это была та самая крепость, в которую заточены были девять участников заговора декабристов, в том числе братья Бестужевы, Кюхельбекер, Пущин, Поджио…

В крепости преданы были казни брат В. И. Ленина — Александр Ильич Ульянов, Генералов, Шевырев, курсистка Зинаида Коноплянникова.

За двадцать лет с 1884 по 1904 год через камеры крепости прошли 68 мучеников революции. Из них одни были повешены, другие расстреляны, 20 умерли от чахотки, цинги или сошли с ума, 4 покончили с собой.

Когда грянул 1905 год в одиночках Шлиссельбурга оставалось в живых 14 человек.

Одним из этих четырнадцати и был М. В. Новорусский.

Так непреодолимо было его горячее стремление изучать живой мир природы, и так тверда была уверенность в победе народа, что даже в этих, в буквальном смысле слова каторжных условиях Новорусский внимательно изучал собираемых им насекомых и составлял их «Список». Только список. Самих насекомых тюремная администрация отсылала в Зоологический музей, где определения Новорусского проверял и уточнял виднейший петербургский специалист Г. Г. Якобсон.

Если теперь заглянуть в «Список» Новорусского и сличить его с перечнем насекомых, упомянутых в очерках Фриша, можно увидеть, сколько разных созданий живет в одном доме с человеком, даже когда этот дом — каторжная крепость.

Вот, например, Фриш ничего не сказал об упоминаемых Новорусским многоножках и уховертках, представляющих в современном мире членистоногих живые памятники — реликты древнейших форм. Фриш не упомянул и о сверчке, который по-научному даже именуется гриллус доместикус , что значит « домашний », а в поговорках и песнях зовется, подобно таракану, запечным. «Все сверчки по своим запечьям сидят», «Сверчки напред хозяйки перебираются в новый дом», «Знай сверчок свой шесток» — свидетельствуют пословицы. «И православных изб жилец, известный на Руси певец, сверчок стрекочет одиноко под печью», — писал поэт И. Никитин. «Сверчок на печи» увековечен в литературе как символ домашнего уюта и мирной жизни. Но этот сверчок ведет себя мирно, только когда он один. Этим и воспользовались любители, приспособив сверчка для забавы, весьма распространенной в некоторых странах: бои сверчков — излюбленное зрелище, вызывающее не меньше страстей и волнений, чем петушиные бои.