Иосиф Халифман - Четырехкрылые корсары

Профессор Карл фон Фриш60 лет назад начал исследования лётно-ориентировочного поведения медоносных пчел. Им сделаны в этой области выдающиеся открытия и показано, что так называемый «язык танцев» служит у лётных пчел сигналом о месте, где есть нектар или пыльца. У общественных ос открыты только зародыши «танца», еще не ставшие «языком».

О том, как С. И. Малышев использовал совет, данный Дарвином Фабру, и о том, чем различается зрительная память человека и насекомых

С. И. Малышев вернулся к предложению Дарвина и, стремясь проверить, существует ли у насекомых «чувство направления», пытаясь, в частности, выяснить, можно ли прервать и тем погасить это чувство, отказался от предложенных Дарвином Фабру способов «сбить насекомых с толку». Он применил для той же цели гораздо более сильное средство, подсказанное нашумевшими в те годы работами Порфирия Ивановича Бахметьева. Бахметьев показал, что под воздействием холода многие организмы впадают в анабиоз.

Однажды утром в конце апреля Малышев нашел на южном склоне оврага скопление гнезд одиночных пчел. То были Коллетес куникулярия (вот и снова мы сталкиваемся с этим явлением — плотно и густо населенные гнездовья одиночных перепончатокрылых). Солнце сильно грело, температура была 20–23 градуса. Коллеты усердно таскали цветень.

— Налево от меня на восточном склоне, — рассказывает Малышев, — блестела узкая полоса снега, не растаявшего на месте бывших заносов. С сеткой в одной руке, со стаканом в другой я расположился у норок коллетов. Один из них пронесся мимо у самой земли, потом вернулся и скрылся в норке. Я сейчас же прикрыл вход опрокинутым стаканом. Минут через пять хозяин вылетел и, конечно, попал в стакан, а отсюда я при помощи сетки пересадил его в стеклянную баночку. При такой технике ловли не касаешься насекомого руками, и, следовательно, нет опасности помять их. Улетевшие за цветенью коллеты довольно долго (20–30 минут) отсутствовали, у меня же был всего один стакан: поэтому за час или полтора удалось поймать только трех коллетов и одного галикта обутого (Галиктус кальцеатус). Гнезда пойманных насекомых были хорошо замечены, и отверстия их слегка засыпаны песком, засыпаны для сравнения также две-три соседние норки. Ловля кончена, надо было приступать к опыту.

Известный русский географ Петр Петрович Семенов-Тян-Шанскийбыл в 1890 году избран президентом Русского энтомологического общества, которое возглавлял свыше двадцати лет. С 1906 года вице-президентом общества стал сын президента — Андрей Петрович. И отец и сын занимались в энтомологии главным образом жесткокрылыми, то есть жуками. Андрей Петрович изучал и некоторых перепончатокрылых. Часть опубликованных обоими работ посвящена жукам, которые во взрослом виде или в возрасте личинок или куколок служат для прокорма потомства ос, и, наоборот, таким, которые сами паразитируют на осах, вроде чернотелок, откладывающих яйца на брюшко полистав.

Баночка с коллетами отнесена (по Бахметьеву) к «ледничку» — полоске снега на месте заносов — и зарыта на глубине 10–15 сантиметров в смешанный с солью снег. Минут через 15 насекомые застыли. Сквозь запотевшее стекло видно, что они лежат без признаков жизни. Тогда Малышев пронес обложенную снегом баночку обратно мимо колонии, метров на 60 к востоку…

Так находчиво соединены оказались в эксперименте уроки предшественников и природные условия: колония естественных гнезд одиночного перепончатокрылого, снег на дне оврага — холодильник для усыпления насекомых. Очень ценно в натуралисте это умение примениться к обстоятельствам и использовать их в работе.

Вот ход мыслей С. И. Малышева.

…Возьму насекомое на пороге его гнезда и заморожу, деятельность его нервной системы упадет до нуля. Теперь оно лишено способности что-либо воспринимать. Значит, «чувство направления», если оно существует, надолго уничтожается, во всяком случае, теряется. Но тогда в том месте, где насекомые отогреваются, оживают, оживут и их чувства, а они должны бы уводить насекомое по неверному пути.

Цель пока оно было усыплено холодом, ничто не могло дать ему знать, в какую сторону и как далеко оно было унесено.

Однако с самого начала осечка: замороженные насекомые, оттаяв, не ожили. Неудача не обескуражила молодого, совсем молодого — он был еще школьником — натуралиста. Он продолжал исследование. Но теперь урок усвоен, и Малышев ослабляет меру охлаждения. На этот раз четыре коллеты, унесенные от гнезда замороженными, вскоре проснулись. Пока они взбирались на травинки и грелись на солнце, все получали по белой метке акварелью. После этого коллеты один за другим улетели. Вечером Малышев вернулся к гнездам и убедился: ходы открыты, значит, хозяева дома. Сомнений не остается: коллеты не обладают никаким особым чувством направления, они просто знакомы с местностью.

Еще год прошел, еще лето наступило, и снова каникулы полны напряженной работы, итоги которой Малышев подведет, уже став студентом Петербургского университета. Так, приняв эстафету исследования, задуманного на склоне лет в Дауне Дарвином, начатого в Провансе уже известным и искушенным энтомологом Фабром, молодой натуралист закончил его еще при жизни Фабра. И этот молодой натуралист, благодаря Бахметьеву превзошедший Дарвина в разработке способа, который должен заставить насекомых выдать одну из тайн их жизни, превзошел также и Фабра, продолжив его опыты на галиктах. И эти опыты показали: у насекомых невообразимо сильна зрительная память.

«Мне приходилось иметь дело с этими насекомыми, гнездящимися в местности степного характера, знакомой мне с детства, — писал Малышев; заключая статью, — и я не раз с недоумением замечал, что крылатые землекопы часто знают эти места лучше меня. Так, они не устраивают себе искусственных вех и успешно находят гнезда, а мне необходимо втыкать или привязывать к стебелькам трав перья грачей, клочки бумаги и подобные предметы, чтобы на другой день прийти на то же место».

Такая безотказная зрительная память, топографическая способность, размышлял Малышев, жизненно важна для закончивших метаморфоз перепончатокрылых, устраивающих гнезда.

Во-первых, заключал он, здесь влияет краткость их жизни (в наиболее развитом и деятельном состоянии они живут обычно не долее 30–60 дней), во-вторых, с кратковременностью их жизни в какой-то мере связано отсутствие специального времени для подготовки, в-третьих, отсутствие учителей и руководителей. Эти, как решил Малышев, три обстоятельства «Ставят зрительную память одиночных пчел и ос совсем в ином, непривычном для нас свете».