Иосиф Халифман - Шмели и термиты

Проиграв в качестве корма, они выиграли в количестве, приспособились к корму, который природа давно уже производит в изобилии.

Потребление корма, за который ни с кем не приходится состязаться и который имеется везде, где хоть что-нибудь произрастает, отчасти объясняет, к слову сказать, почему великолепные крылья молодых самок и самцов могли стать столь несовершенным, столь неудовлетворительным средством полета этих насекомых.

Но с этим обстоятельством связаны и еще более важные последствия.

Натуралисты давно подметили, что многие насекомые заодно с рядом грибов, живущих на древесине, ускоряют распад и разложение даже самых мощных деревьев в самых дремучих лесах.

Английский ученый В. Кирби еще на рубеже XVIII и XIX веков, свыше полутораста лет назад, писал: «Одни насекомые питаются доброкачественной древесиной, другие — начавшей разлагаться, но в результате совокупная деятельность всех приводит к одному концу — вся масса дерева снова превращается в прах, становится такой же размельченной трухой, как и земля, давшая жизнь дереву. Какой же великой силой являются насекомые, которых мы часто и не видим или которым не придаем серьезного значения!»

Если Кирби в чем-нибудь здесь ошибался, то лишь в одном: подобно тому как цветущий город, увиденный легендарным эль Хидром на месте пустыни, был еще многолюднее и прекраснее того, что он видел здесь когда-то впервые, древесина, превращенная насекомыми в труху, представляет собой массу не столь же, а еще более богатую, еще более плодородную, чем та, что дала когда-то жизнь дереву.

Это можно сказать и о клетчатке, переработанной термитами.

Во многих тропических странах перемолотая масса термитников не зря считается лучшим удобрением полей и используется под самые требовательные культуры. Это удобрение создано из клетчатки.

Как тут не вспомнить замечание Кирби о великой силе насекомых, которых мы часто не видим или которым не придаем значения!

Наряду с видами, ускоряющими кончину больных и уничтожение погибших деревьев, многие термиты обрекают на смерть и деревья здоровые. Они подтачивают, выгрызают изнутри их опору, ускоряют их падение. Мертвые стволы целую вечность лежали бы на земле, хороня в себе вырванные из жизни питательные вещества.

Но вот к стволу, извиваясь, пробираются новые цепи фуражиров термитника. Они оживляют этот омертвленный запас пищи.

Медленно размножающиеся, медленно перемещающиеся, медленно перерабатывающие корм термиты тем не менее подвигают вперед естественный круговорот веществ на планете. Они вновь превращают клетчатку в звено тех бесконечных цепей питания, которые приводят в движение весь органический мир. Одновременно они истачивают сетью своих ходов верхние слои грунта и открывают сюда доступ воздуху, они накапливают здесь азот, фосфор и калий, они рассеивают очаги жизни многих микробов.

Почему же, участвуя в общем движении, сами они так медлительны и косны?

Постоянство корма, наименее подверженного изменяющему воздействию окружающих условий, — вот что и сегодня позволяет термитам жить тем же, чем они издавна живут, сдается, там же, где они постоянно жили, и так же, как они жили всегда.

Чтобы понять, как это стало возможно, надо проследить, откуда и как добывают термиты корм, как доставляют его в гнездо, как подготовляют к усвоению. Подробнее речь об этом пойдет в дальнейших главах, где, между прочим, рассматривается и вопрос о том, почему термитам, не имевшим конкурентов в потреблении древесины и располагавшим неисчерпаемыми запасами корма, пришлось все же отступить в исторической борьбе видов за место под солнцем.

ПРЕДЫДУЩИХ главах не раз повторялось, что мертвая и каменно-немая глыба гнезда наглухо облицована извне серым цементом или рыжеватой спекшейся глиной. Сейчас пришло время сказать о том, как эта безжизненная глыба оживает и образует длинные-предлинные, ветвящиеся вправо и влево отпрыски.

Все начинается с того, что у подножия термитника выгрызаются изнутри узкие ходы, подобные тем, что здесь возникают в пору роения. Но для вылета крылатых покрывается отверстиями гнездовой купол, причем густо, как крышка столовой солонки или распылитель садовой лейки, а сейчас ходы просверливаются, открываются вокруг купола и их совсем немного, и ни из одного не выбегают ни крылатые, ни солдаты, ни рабочие.

Каждый ход, еле успев наметиться, медленно превращается в тонкий земляной шнур, и он постепенно растет, вытягивается и удлиняется, все дальше уходя от гнезда. Шнур полностью лежит на земле, кое-где безукоризненно прямой, но чаще кривой и с какими-то загогулинами. Когда их растет сразу несколько, все могут быть направлены в одну или, наоборот, в разные стороны.

Рассказ о строительстве и назначении земляных шнуров вынуждает нас вновь вернуться к рассмотрению некоторых вопросов, уже затрагивавшихся в этой повести.

Так, мы уже говорили о великолепных на вид, но весьма несовершенных в аэродинамическом отношении крыльях, которые разрешают считать, что когда-то в прошлом — не будем строить догадок о том, как давно это могло быть, — термиты по-настоящему летали. Судя по следам глаз на головах слепых рабочих, термиты в прошлом обладали зрением. Должно быть, когда-то они вели наземный образ жизни. Теперь, под защитой внешнего панциря, в постоянной тесноте и сплошном мраке подземелья, органы полета и зрения превратились для обитателей термитников в излишнюю роскошь, в обузу. А ненужные органы, как известно, в конце концов отмирают. Так произошло и здесь. Крылья начисто утрачены рабочими и солдатами, почти совсем отмерли у короткокрылых запасных самок и самцов. От глаз на головах рабочих остались одни, чаще всего совсем уже не годные для зрительных восприятий, черные точки. Слепорожденные рабочие остаются на всю жизнь слепыми. Зрение, и то весьма слабое, сохранилось у одних лишь крылатых, причем длиннокрылым оно если еще и требуется, то только раз в жизни, в час, когда они покидают гнездо для брачного полета.

Солдаты не у всех термитов совсем слепы. Их глаза часто отличают свет от тьмы, и это помогает им нести оборонную службу, указывая место, где поврежден купол: свет, проникающий в темное подземелье извне, зовет и привлекает к себе защитников общины. Первыми стягиваются они в угрожаемый участок и занимают здесь круговую оборону , никому не позволяя даже усики ввести в пролом. Сильные их челюсти мертвой хваткой вцепляются во всякого, кто осмелится сунуться в термитник.