Фарли Моуэт - Трагедии моря

Остров Демонов не был западной границей ареала белого медведя, встречавшегося по крайней мере до устья реки Св. Лаврентия. Интересно, что уже в 1930-х годах в прессе промелькнуло сообщение: вблизи озера Св. Жанны в верховьях реки Сагеней застрелена старая самка белого медведя.

О том, как далеко на юг расселялись белые медведи, можно судить по сообщению «о медведях, как черных, так и белых», Дэвида Ингрема, хотя сам он, по-видимому, никогда не бывал севернее Новой Шотландии. Даже на заре колониальных времен белые медведи обитали, видимо, южнее залива Делавэр, а уже в XVIII веке один медведь был застрелен в заливе Мэн.

Андре Тевет в своем описании залива Св. Лаврентия, датированном приблизительно 1575 годом, сообщает, что много белых медведей «совершало набеги на хижины [коренных] жителей и те были вынуждены рыть ямы, которые они покрывали ветками и листьями», вероятно пытаясь спрятать и сберечь свои съестные припасы.

Не одни коренные жители страдали от набегов белых медведей. В середине XVI века они здорово досаждали баскским китобоям, промышлявшим в Гудзоновом заливе: звери бродили в поисках добычи вокруг мест переработки китового жира, бесцеремонно хватая китовое мясо и ворвань, считая, видимо, что эти продукты принадлежат им по праву. Но, как сообщал Антони Паркхерст из Ньюфаундленда в 1574–1578 годах, избыток белых медведей имел и свои преимущества. Их было, писал он, «так много вокруг… что вы могли убивать их столько, сколько хотели, и мясо их по вкусу напоминало телячье». Однако, продолжал он, «такие же нахальные, [как местные лисицы], медведи среди бела дня без стеснения тащили у вас из-под носа вашу рыбу, хотя, как мне кажется, они не причиняли никому вреда, если только их не вынуждали к этому». Что Паркхерст имел в виду именно белых медведей, очевидно не только из его описания их поведения, а также из показаний Стефана Пармениу-са после кратковременного путешествия его в восточную часть Ньюфаундленда в 1583 году, который писал: «Медведи также появляются у рыбацких стойбищ, где их иногда убивают. Они кажутся мне белыми, судя по цвету их шкур».

Смелость белых медведей всегда была отличительной и, как считали европейцы, наиболее опасной чертой их поведения. Однако в основе их самонадеянной дерзости лежит, по-видимому, не столько грубая сила, сколько спокойная уверенность, что у них нет врагов и что они могут бродить там, где им заблагорассудится. Подобная уверенность казалась вполне оправданной в те дни, когда их контакты с людьми ограничивались местными жителями. Хотя первобытные люди могли убивать и убивали белых медведей, они все же старались избегать стычек с ними, исходя отчасти из убеждения, что осторожность — храбрости не помеха, и отчасти из чувства восхищения этими животными, которое было сродни благоговейному почитанию.

Со своей стороны медведи отвечали людям таким отношением, которое можно выразить формулой: живи и давай жить другим. Отсутствие агрессивности у белых медведей весьма удивляло первых исследователей, хотя, как правило, они не отвечали им взаимностью.

В ранних цивилизациях иудейско-христианского вероисповедания укоренилось, как само собой разумеющееся, представление о всех крупных плотоядных животных как о врожденно свирепых и жестоких хищниках, которых следует считать вредными тварями и уничтожать, где придется. Не был исключением и белый медведь. Еще в XVI веке он приобрел недобрую репутацию людоеда, предпочитающего черепам тюленей человечьи черепа. Подобных небылиц было предостаточно, хотя на самом деле достоверными доказательствами подтверждается лишь несколько случаев неспровоцированных нападений белых медведей на человека, причем в ряде случаев сама достоверность этих доказательств сомнительна.

Если медведи мирно сосуществовали с аборигенами, то этого не скажешь о их взаимоотношениях с прибывающими на судах контрабандистами. Насытившись по горло (вполне буквально) рыбой, и соленой, и свежей, европейские рыбаки, промышлявшие летом у берегов Нового Света, страстно жаждали отведать мяса, и наиболее доступным источником его был белый, или, как они его еще называли, «водяной», медведь. Встречавшийся в изобилии на побережье от Новой Шотландии до Лабрадора, где промышляли рыбу, он привлекал внимание людей не только цветом своей шкуры, но и тем, что совсем их не боялся и при появлении человека не прятался и не пускался в бегство. Наоборот, медведь будто нарочно выискивал береговые рыбацкие поселения, которые его чуткий нос улавливал за несколько километров. Там он бесцеремонно угощался рыбой из сушилок, чем приводил в ярость их владельцев. Все эти причины, а также интерес, проявляемый европейцами к косматой медвежьей шкуре, сразу же сделали его мишенью для уничтожения.

Можно лишь удивляться, насколько живучим оказался белый медведь в подобных условиях. Тем не менее его популяции в южной части Ньюфаундленда резко сократились уже к концу XVII века, когда о нем стали ходить всякие небылицы. Барон Лахонтан, например, писал в 1680 году: «Белые медведи — это чудовищные звери… они настолько свирепы, что нападают в море на шлюпку с семью-восемью рыбаками на борту… Я никогда не видел их, за исключением одного медведя… который определенно разорвал бы меня на куски, если бы я не выследил его на приличном расстоянии и не имел достаточно времени, чтобы убежать под укрытие Форта-Луи в Пласеншии [на юго-восточном берегу Ньюфаундленда]».

Как ни парадоксально, уничтожение европейцами «водяных» медведей в южном и восточном районах залива Св. Лаврентия привело к противоположному результату на северном берегу залива. К западу от пролива Белл-Айл лежала Страна Белых Медведей. Их было там множество, чему способствовало обилие пищи: зимой и ранней весной — легкодоступные стада гренландского тюленя и хохлача, в течение всего года — длинномордого и обыкновенного тюленя, а также молодых моржей. Поздней весной на бесчисленных прибрежных островках медведи лакомились яйцами и птенцами морских птиц. В реках весной и осенью косяками ходил лосось, а в устьях рек можно было поживиться треской и камбалой. На суше медведи питались ягодами и другой растительной пищей. Во времена аборигенов случалось, что белые медведи устраивали грандиозные пиршества у выброшенных на берег китовых туш.

В XVI веке китовым промыслом у северного побережья залива Св. Лаврентия стали заниматься баски. На берегу появилось такое количество китовых туш, что даже все белые медведи восточного побережья Северной Америки не смогли бы справиться с этим даровым угощением. Образовавшийся избыток пищи, видимо, и привел к «демографическому взрыву» популяции белого медведя. Их там развелось столько, что весь этот регион стал приобретать репутацию опасной зоны.