Фарли Моуэт - Трагедии моря

Неутомимый Николя Дени поведал нам из середины XVII века о щедрых устричных банках в водах Новой

Шотландии и Нью-Брансуика, где сейчас устриц нет и в помине. «В солоноводных лагунах этой бухты [Порт-Малгрейв] обитает множество прекрасных крупных устриц и других двустворчатых моллюсков… здесь [в Гавр-Буше] такое же изобилие устриц и моллюсков… [в Антигони-ше] отличные устрицы и еще больше их на левобережье речного устья… они громоздятся друг на друга, словно скалы… [в Пикту] огромные скопления отменных устриц… некоторые из них больше ботинка… они очень мясисты и приятны на вкус…» И в том же духе — по всему южному берегу залива Св. Лаврентия до самого Гаспе. Когда-то эти устричные банки были действительно богатыми. Теперь их нет или почти нет.

Баснословно богатыми были устричные банки у острова Принца Эдуарда, где они сохранились и поныне, хотя площадь их сильно сократилась, а «население» здорово поредело. В прежние времена в залив Бра-д’Ор на Кейп-Бретоне заходили за наживкой одновременно до тридцати рыболовных шхун.

Устрицы были не единственными беспозвоночными, которых использовали в качестве наживки. В дело шли также и мидии. В XIX веке отдельные рыболовные шхуны добывали за один рейс на банках до десяти тонн двустворчатых моллюсков. Мидии выполняли двойную функцию: балласта на пути к рыбопромысловым банкам и наживки по прибытии на банку. Однако наибольший урон наносили моллюскам прибрежные рыбаки, обжившие в местах прибрежного промысла трески каждую бухточку и заливчик. Наживка была под рукой — только копай и сгребай, сколько тебе нужно, моллюсков и пускай в дело приманку, благо что она очень нравилась треске и доставалась… задаром.

Этим, однако, не ограничивался ущерб, причиняемый обитателям литорали «прибрежными рыбаками» — колонистами и поселенцами. Часто на заливаемые приливами отмели выгоняли на откорм стада свиней; они выкапывали из ила двустворчатых моллюсков всех видов и размеров. В 1848 году представители индейцев Новой Шотландии возмущенно жаловались на то, что в результате таких действий были «истреблены все лучшие моллюски и ракообразные на наших берегах». Фермеры толпами устремлялись на отмели, где нагружали свои повозки илом вместе с молодью и взрослыми моллюсками и отвозили все это на свои поля для известкования и удобрения почвы.

Но настоящее опустошение запасов моллюсков началось лишь в конце XVIII века, когда их стали употреблять в пищу и когда во многие крупные и мелкие города Канады и США начали отправлять огромные партии устриц и других моллюсков. И все же самый губительный урон моллюскам и ракообразным нанес не промысел. Было подсчитано, что на 80 % банок, существовавших в XVI веке, моллюски погибли из-за бытовых, промышленных и сельскохозяйственных сточных вод, мелиорации заболоченной суши приливно-отливной зоны и насыпных работ, а также массовых наносов обломочных пород (результат вызванной деятельностью человека эрозии). Жители прибрежных районов очень хорошо знают, что даже сохранившиеся банки бывают настолько загрязнены, что добытые на них моллюски непригодны или небезопасны для употребления их в пищу.

Один вид моллюсков оставался вне жадного внимания людей до самого XX века. Это был гребешок, в огромных количествах обитавший вплоть до 1960-х годов на более южных рыбопромысловых банках. Если до этого времени ему не придавали особого значения, то в последующие десятилетия интенсивный промысел гребешка подорвал его запасы, и теперь добыча этого моллюска упала до угрожающе низкого уровня. В последние годы нет никаких признаков ослабления темпов добычи гребешка, запасы которого в недалеком будущем потеряют свое промысловое значение. Согласно прогнозам, это может случиться к 1990 году.

Когда во второй половине XVI века Антони Паркхерст находился на восточном берегу Ньюфаундленда, его команде удавалось «меньше чем за полдня добыть [с помощью трезубца для ловли угрей] достаточно омаров {94} 94 Омар — Homarus americanus . , чтобы обеспечить триста человек едой на целый день». Примерно тогда же Чарльз Лей писал об острове Кейп-Бретон: «Здесь видимо-невидимо омаров: за одну закидку мы поймали небольшой вершей больше 140 штук». По словам Хиггинсона, та же картина наблюдалась в Новой Англии в 1629 году: «Здесь [столько] омаров, что каждый мальчишка в колонии может наловить и съесть, сколько захочет. Что до меня, то я пресытился ими — этими большими, жирными и приторными омарами. Я своими глазами видел экземпляры весом в шестнадцать фунтов… а другим попадались омары и покрупнее, весом в двадцать пять фунтов». Уильям Вуд, говоря о том же времени и месте, добавлял: «Из-за их множества их не очень ценят и редко употребляют в пищу [за исключением индейцев, которые] ловят их ежедневно и помногу для наживки на крючковую снасть, а то и для еды, когда им не удается наловить окуней».

Использование омаров в качестве приманки сулило вновь прибывшим хорошие барыши, и они взялись за дело с большим рвением. В 1720-х годах рыбаки побережья от Ньюфаундленда до Кейп-Кода обычно во время отлива посылали на берег мальчишек, вооруженных острогой с двумя зубцами, чтобы заготовить дневной запас наживки, и те выискивали и убивали омаров, укрывшихся под обломками потерпевшего крушение судна или в расщелинах между скалами. Аарон Томас, посетивший Ньюфаундленд около 1794 года, сообщал: «Омаров здесь такое множество, что их пускают на приманку для ловли трески… Чтобы убедиться в этом собственными глазами, я вышел в море на небольшой шлюпке… Не прошло и получаса, как один рыбак поймал на крючок пятьдесят девять омаров». Томас рассказал также, что омары были у поселенцев привычным кормом для домашней скотины, включая «кур, коров, уток, коз, гусей, кошек, лошадей, телят, свиней, прирученных чаек [употребляемых в пищу], овец и собак… Когда я кинул кошке клешню омара, к ней бросились козел и свинья… а когда за клешней последовал сам омар, то к ним присоединились домашние птицы, коровы, чайки и овцы». Так было на всем северо-восточном побережье. В некоторых отдаленных районах Ньюфаундленда свиней откармливали омарами практически до 1940 года.

Но не только прибрежные рыбаки использовали омаров на наживку. Еще в 1760-х годах рыбопромысловые шхуны добывали на банках тонны ракообразных, и так продолжалось до середины XIX века. На берегу многие колонисты и поселенцы отказывались есть то, что они называли «пищей бедняков», и находили омарам другое применение. В 1852 году один канадский чиновник отмечал, что «везде по побережью омары… встречаются в таком исключительном изобилии, что тысячами употребляются на удобрение земли. Каждое картофельное поле там усеяно их панцирями, под каждый картофельный куст закладываются по два, а то и по три омара».