Фарли Моуэт - Трагедии моря

Примерно час после этого механическая сила людей и природная сила животного боролись на равных, пока мы не почувствовали, что китобоец движется назад — с китом было покончено, он нас больше не тащил.

Теперь трос вытравили, посадили на «подающий» блок и затем на барабан мощной паровой лебедки, которая, подобно катушке рыболовной снасти, сразу же начала «выбирать слабину». Целый час слышался лишь монотонный стук паровой машины и скрежет лебедки, но вот наконец ярдах в трехстах с наветренной стороны на гребне волны показался огромный финвал, переваливающийся с боку на бок и пускающий фонтаны, но уже не способный из-за потери сил двигаться ни вперед, ни назад, ни нырнуть под воду.

Капитан скомандовал: «Тали травить [97] Спустить лодку — Прим. перев. , гарпун приготовить!» На море было довольно сильное волнение, но никогда прежде мне не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь так ловко, как эти норвежцы, спускал на воду свою плоскодонку и прыгал в нее с фальшборта. Оставшиеся матросы передали двум гребцам заранее приготовленные весла, помощник схватил длинный пятнадцатифутовый «убойный» ручной гарпун, и небольшой отряд быстро направился к раненому киту.

Гребцы, развернув лодку кормой, на которой стоял с гарпуном в руках помощник капитана Ганс Андерсен, медленно подвели ее к великану. Временами тяжелая волна скрывала их из виду, потом они снова появлялись рядом с морским чудищем, чьи замедленные движения тут же сменялись пенившим воду судорожным рывком: кит, восстановив равновесие, бросался на своих преследователей, которые сразу же пускались наутек. Смелый помощник, чтобы нанести смертельный удар, пытался подойти к киту то с одной, то с другой стороны, но все безрезультатно. Всякий раз измученный кит собирался с последними силами, чтобы поменяться местами с противником и перенести войну на его территорию. На море усиливалось волнение, над водой опускалась вечерняя мгла, а дуэль нападающей и обороняющейся сторон все не прекращалась. Когда наступившая темнота скрыла участников сражения, капитан Стоккен, обратившись ко мне, сказал: «Это очень дикий кит. Придется выстрелить по нему еще разок, иначе Андерсену не сдобровать».

Потянувшись к паровому гудку, он дал троекратный сигнал, приказывающий лодке возвращаться на судно. Через несколько минут мы увидели в лодке весело улыбающегося Андерсена: с гарпуна, зажатого в его руке, струилась кровь.

«Ба! Ты все-таки проткнул его», — заметил Стоккец.

«Ну да, как только вы дали гудок», — улыбаясь ответил помощник.

Плоскодонку вместе с командой быстро подняли на судно, а кита привалили к борту и привязали за хвост. Вся охота заняла семь часов».

Так исчезли из Ньюфаундлендских вод огромные полосатики, но не удрав в какое-то отдаленное убежище, как уверяли сторонники этой версии их исчезновения, а угодив прямо в жи-ротопенные котлы, скороварки и мучные установки китобойной промышленности.

Первая мировая война дала китам передышку, пока люди направляли свою разрушительную энергию на уничтожение себе подобных. Особенно остро нуждались в такой передышке большие полосатики Северо-Западной Атлантики. С начала наступления на китов в 1898 году норвежцами было «добыто» свыше 1700 синих китов, 6000 финвалов и 1200 горбачей — таков был «урожай» в Море Китов. Не следует забывать, что в эти сведения вошли только те киты, которых доставили на перерабатывающие заводы. Они не включают потерянных смертельно раненных китов, умерших от голода детенышей и раненых животных, погибших затем от инфекций.

Я обращаю особое внимание на эту последнюю причину потому, что киты, по-видимому, крайне восприимчивы к инфекциям, вызванным земными бактериями и вирусами, против которых у них нет или почти нет природного иммунитета. Этот фактор смертности редко упоминается в дискуссиях о китобойной практике и обычно игнорируется официальной статистикой, свидетельствующей о причиняемом китобоями ущербе. В то же время сами китобои прекрасно знали о факторе инфекции и издавна им пользовались.

Еще в IX веке жители норвежских фиордов загоняли стаи малых полосатиков в глубину своих узких и длинных заливов, перегораживая затем выход из них сетями. Оказавшихся в ловушке китов они атаковали не гарпунами или копьями, а стреляли в них из самострелов специальными стрелами, которые они предварительно выдерживали в чанах с гнилым мясом. Микробы, занесенные в организм китов с помощью таких «инъекций», были настолько опасными, что кит умирал в течение трех-четырех дней, и его раздувшаяся туша, казалось, клокотала от гангрены и сепсиса. Мясо такого кита было, естественно, непригодно для использования, но китовый жир не портился и шел на изготовление лампового масла, дегтя и т. п. продукции. В фиордах близ Бергена сейвалов убивали примерно таким же варварским способом вплоть до начала XX века [98] В моей самой первой книге «Кит на заклание» (1972) описана гибель от сепсиса крупной самки финвала, которую заманили в небольшую лагуну на южном берегу Ньюфаундленда и использовали в качестве мишени для ружейного огня. .

Опустошив к 1908 году стада больших полосатиков по обе стороны Северной Атлантики, хищные стаи норвежских судов-китоубийц хлынули через экватор в воды Южной Атлантики. Оттуда они быстро нашли дорогу сначала в Тихий океан, а затем в Индийский, оставляя за собой береговые базы и распространявшееся подобно миазмам зловонное дыхание смерти. Опустошение, причиненное китам Мирового океана в тропической и умеренной зонах, ранее показалось бы просто немыслимым по своим масштабам. В течение буквально нескольких лет история стала свидетелем фактического уничтожения остатков южной популяции гладких китов, массовой бойни не тронутых ранее стад горбачей и почти полного вымирания серых китов в северной части Тихого океана.

Но и этого оказалось недостаточно. Норвежская китобойная флотилия стала современным Молохом, обладающим ненасытным и неослабевающим аппетитом. Оставалось опустошить еще один большой океан. Флотилия китоубийц продвигалась все дальше на юг, пока за оконечностью Южной Америки она не обнаружила такое множество китов, какое не встречалось со времен первого плавания басков в Море Китов четыреста или более лет тому назад.

К 1912 году с береговых баз на Фолклендских и Южных Оркнейских островах выходили на промысел 62 китобойца, прочесывая окрестные воды с такой хищнической целеустремленностью, что за одно лето того года они поставили на перерабатывающие заводы более 20 000 китовых туш. Из них 80 % составляли горбачи, а остальные — серые и синие киты и финвалы.

В условиях столь невероятного изобилия китов отдельные китобойцы могли свободно добывать за день до дюжины, а то и больше этих животных, а раз могли , значит, нередко и добывали . Один китобоец с Фолклендских островов ухитрился за один день от рассвета до сумерек убить 37 китов. Тела убитых животных помечали флагами и оставляли дрейфовать, чтобы китобоец, после того как закончит свою кровавую бойню и будет готов вернуться на базу, мог их подобрать. Подобрать, если он сможет их найти. Слишком часто потерянных в темноте или тумане или унесенных ветром и течением китов уже больше не видели. Если приплюсовать еще и эти потери, то, вместе с обычной смертностью раненых китов и осиротевших детенышей, масштабы бойни начинают потрясать воображение.