Фарли Моуэт - Трагедии моря

Одинаково гадким было проституирование науки, оправдывавшей уничтожение китов. В 1946 году страны, наиболее активно занимавшиеся китобойным промыслом, образовали Международную Китобойную Комиссию (МКК) с целью, как они провозгласили, обеспечения охраны запасов китов и научно обоснованного регулирования размеров промысла. Что удивительно, многие ученые поддались на уговоры использовать свое имя и репутацию для самого циничного манипулирования.

С самого начала МКК была не более чем дымовой завесой, созданной корпоративной промышленностью при полной поддержке правительств и подобострастных ученых стран— членов МКК, под прикрытием которой велось систематическое истребление всемирной популяции китов. Подробное описание уверток, откровенной лжи, тошнотворных поучений и злоупотребления наукой, к которым прибегала МКК, выходит за рамки нашего повествования, но тем, кто сможет переварить несъедобные подробности, рекомендую почитать книгу Роберта Мак-Налли «Столь безжалостное опустошение».

Мак-Налли так резюмирует фальшивую сущность этой самообслуживающей политики: «Согласно избитой либеральной идеологии, предприниматель, извлекающий прибыли из эксплуатации каких-то ресурсов, будет стремиться сохранять эти ресурсы с тем, чтобы извлекать прибыль как можно дольше. Таким образом, развивалась аргументация, влияние рынка содействует сохранению окружающей среды. Может, это и хорошо для престижной деятельности корпоративных компаний, но капиталисту, вложившему деньги в китобойный промысел, ровным счетом наплевать, будут ли в море киты через полсотни или сотню лет или нет. Его заботит одно — хватит ли китов на его век… Он не перестанет убивать, пока может получать хоть какую-то прибыль… Силы рынка не служат тормозом уничтожению; они фактически ему содействуют. Жадность сохраняет только саму себя».

Когда я жил на островах Бергео у Ньюфаундленда, моим другом и соседом был «дядя» Арт Бэггс, рыбачивший на юго-восточном побережье с 1890-х годов. Он вспоминал, что впервые увидел китов в восьмилетием возрасте, когда они с отцом выходили на плоскодонке ловить треску в прибрежных водах Пингвиньих островов.

«Дело было зимой, и ловить рыбу было трудновато. Острова лежат милях в двадцати от берега… да и какие это острова — одни утесы да подводные рифы… Мы выходили туда по понедельникам и оставались там, пока хватало еды…

В те времена на побережье паслись тысячи большущих китов. Они стаями гонялись за сельдью, а мы ловили свою треску. Бывало, нам казалось, что нашу лодку, одну-одинешеньку, со всех сторон окружают киты, словно флотилия больших кораблей. Но киты нас никогда не трогали, и мы их тоже. Частенько какой-нибудь большой самец пускал фонтаны так близко от нас, что можно было доплюнуть жвачку до его брюха. Мой старик говаривал, что это они нарочно нас дразнят — шутка, конечно, вы понимаете».

В 1913 году, как раз зимой, Артур стал свидетелем исчезновения полосатиков.

«Еще в 1900 году эти норвежцы построили жиротопню восточнее Кейп-ла-Хьюна. Они назвали ее «Балаэна», и я скажу тебе, сынок, грязное это было место! У них было два-три небольших паровых китобойца с гарпунными пушками, и они никогда не стояли без дела. Чуть не каждый день они приволакивали по паре желтопузых [синих китов] или финвалов и на берегу их разделывали. Наплевать, что воняло на десять миль окрест.

А туши на воде! Содрав с дохлых китов все сало, они выбрасывали их в море, туши чернели и так распухали, что казалось, их выталкивает из воды. Бывали дни, когда я выходил в море порыбачить, и мне казалось, что за ночь там выросла целая куча новых островов — штук пять-шесть сразу, и над каждым висело облако из тысяч чаек.

Зима тогда стояла суровая, и я выходил на Пингвиньи острова реже, чем в хорошие зимы, но когда я выходил туда, я почти не встречал живого кита. Потом наступил февраль, и однажды морозным и ветреным утром, когда я рыбалил траловой сетью у Оффер-Рок, я вдруг услышал его шумное звучное дыхание. Плоскодонку даже вроде как затрясло.

Я повернул голову и увидел финвала. Такого огромного — с каботажное судно — я никогда раньше не встречал. Кит плыл поверх самой воды, тяжело дыша и выдувая вверх футов на двадцать кровавые фонтаны… в его боку зияла дыра, в которую влезла бы большая бочка.

Признаться, я здорово испугался… Я попытался как можно тише убрать весла в лодку, но он пошел прямо на меня, и мне ничего другого не оставалось, как схватить весло в руки и попытаться оттолкнуть его от лодки, но так близко к ней кит не подошел. Он отвернул в сторону и ушел под воду, и больше я его не видел… да и не вижу больше таких, как он, вот уже лет пятьдесят».

В середине 1950-х годов, к удивлению более молодых рыбаков, никогда раньше не видевших полосатиков, на юго-восточном побережье снова появились несколько финвалов. С полдюжины их даже остались зимовать в водах островов Бергео. Артур с энтузиазмом приветствовал их возвращение, и, когда мы с женой посетили эти острова в 1962 году, он показывал нам китов, радуясь так, будто они были его собственностью.

Эти местные финвалы питались сельдью в полосе прибоя и в проливах между островами; в последующие пять лет каждую зиму с декабря по март я почти ежедневно мог наблюдать из выходящих на море окон нашего дома, как они выпускали в морозный воздух высокие струи водяного пара. Не знавшие столкновений с людьми, они совершенно их не боялись и подпускали к себе на несколько метров моторные плоскодонки и даже большие сельдяные сейнеры. С годами они стали для меня такими же привычными, как пасущиеся на соседнем поле стада домашних животных. Но особенно примечательным из всех было зрелище, свидетелем которого мне посчастливилось стать в погожий июльский день в 1964 году.

Пилот гидросамолета типа «Бобр» взял нас с женой на прогулку над скалистым побережьем восточнее Бергео. День был безоблачный, и холодные воды под нами казались необычайно прозрачными. Пролетая над широким устьем одного из фиордов, наш пилот неожиданно заложил вираж и повел самолет на снижение. Когда на высоте менее ста футов он выровнял самолет, мы увидели, что летим параллельным курсом со стадом из шести финвалов.

Они плыли друг за другом в линию на глубине всего нескольких футов от поверхности воды и, как выражаются моряки, шли «форсированной тягой» со скоростью, которая, по нашей оценке, составляла около 20 узлов. Наш пилот сбавил обороты почти до нуля, и мы облетели их по кругу. Киты были видны так четко, как будто они висели в воздухе. Их могучие хвостовые лопасти (которые в отличие от хвостовых плавников рыб работают в вертикальной, а не горизонтальной плоскости) лениво, казалось, без всяких усилий поднимались и опускались, не создавая никаких завихрений. Впечатление было такое, будто эти шесть удивительно обтекаемых тел парят в зеленоватой воде, совершая волнообразные движения, словно они сделаны из какого-то более гибкого и податливого материала, нежели мясо и1 кости.