Павел Мариковский - Насекомые вокруг нас

Как видим, действительно, приручать ли насекомых, содержать ли их в неволе, собирать ли коллекции — все эти связи с природой требуют любви к ней, настойчивости в познании ее тайн. В любом случае мы должны помнить, что с тех времен, когда аристократы, развлекаясь, бегали с сачками за бабочками и жуками, когда жил и творил С. Т. Аксаков, природа неузнаваемо изменилась. Человек стал всесильным. Он построил гигантские сооружения, распахал огромные площади степей, осушил болота, вырубил значительные участки лесов, создал искусственные водохранилища. Зверям, птицам, пресмыкающимся, амфибиям, насекомым стало трудно жить. И они начали катастрофически исчезать. Мир животных и растений быстро оскудевает на памяти одного поколения. Всякая охота на зверей и птиц стала уже непозволительной роскошью точно так же, как и бездумное, неупорядоченное и излишнее собирание насекомых. И об этом нельзя забывать!

Известный русский ученый-натуралист и знаток природы России Д. Кайгородов в 1910 году отмечал: «Не только в широких слоях публики вообще мало распространено знание бабочек, но даже любители и друзья природы часто не знают самых обыкновенных из этих крылатых созданий, так украшающих нашу природу».

О том, как человек плохо знал насекомых, говорит такой любопытный факт. Великий ученый и учитель естествознания древности Аристотель в одном из своих сочинений писал, что у мухи есть восемь ног. В это сообщение верили почти 2 тысячи лет, так был силен авторитет этого человека.

Интересно познакомиться с небылицами о насекомых, кое-где и поныне существующими в глухих уголках земного шара.

Прежде думали, что вошь зарождается из грязного белья или выползает из кожи [21] Например, долгое время считалось, что досаждающая человеку блоха рождается из пыли. Поэтому ее и назвали римляне «пулекс» — от слов «пыль», «грязь». , что вошь неотделима от человека. В средние века дамы высшего света носили при себе изящные палочки, на конце которых было что-то похожее на миниатюрную кисть руки со сложенными вместе пальцами. В погоне за несносными вшами дамы чесали себе ими спины, ковыряли под париками, когда вши особенно сильно досаждали, и в этом не находили ничего предосудительного. Разве кому-нибудь приходило в голову стесняться этих докучливых паразитов, «дарованных богом?» Мало того, вошь считалась признаком здоровья, например, в Ньюфаундленде, и во многих других местах земного шара.

А вот что думали о пчелах. До 1609 года во многих странах полагали, что в ульях живет одна крупная пчела «король». Затем было доказано, что эта пчела «королева». В русской пчеловодческой литературе долгое время матку называли «царицей».

В древности существовало поверье, что пчелы зарождаются из гниющих трупов. Очевидно, за этих насекомых ошибочно принимали мух сирфид. Древние римляне были убеждены, что бабочки происходят от упавших на землю лепестков цветков.

Древнеримский натуралист и энциклопедист Плиний считал, что медвяная роса, как известно, представляющая собой выделения тлей, это — «пот небес», «слюна звезд», «жидкость, происходящая от очищения воздуха». Он же заверял, что у насекомых нет крови.

Нередко плохое знание насекомых мешало осуществлению практических задач. Некоторое время щитовку, образующую краску кошениль, никак не могли акклиматизировать в Европе, так как принимали ее за семена. И для того, чтобы развести, пытались закапывать в землю.

Керби в своей книге «Насекомые», вышедшей на русском языке в 1863 году, пишет, что садовники Эвешама, увидев на своих тополях тлей, выделявших белое вещество, приняли их за очень опасного вредителя — белую американскую бабочку — и срубили все деревья. Этот же автор рассказывает, как в одной местности на посевах пшеницы появились плешины из-за личинок хрущей, обитавших в почве. На плешины тотчас же стали слетаться грачи, которые охотились на вредителей. Но грачей посчитали повинными в уничтожении урожая, и на них организовали энергичную охоту и разорение гнезд, чем способствовали дальнейшему размножению этого вида жука.

В отдаленных районах Сибири и сейчас иногда не замечают тлей на яблонях, но зато отлично видят посещающих их муравьев и, не задумываясь, принимаются за уничтожение этих маленьких тружеников. В других местах тлей, живущих в галлах на тополях, путают с мошками, так сильно досаждающими человеку и домашним животным на севере. Кое-кто даже предлагал уничтожить тополя, чтобы мошек было меньше. Этому заблуждению способствовало появление галлов с тлями во времена массового лета мошек.

Приведу пример заблуждения, с которым мне самому пришлось столкнуться однажды во время путешествия.

…На тент, разосланный на земле возле палатки, сел чудесный шмелевидный бражник. Что его сюда привлекло, было непонятно.

После теплого дня неожиданно похолодало. С севера подул ветер, из-за гор выползли тучи. Спрятались насекомые. В лощину внезапно налетел ветер, метнулся по склону, покрытому запоздалыми красными маками, и поднял кверху тысячи лепестков. И они, такие яркие, заметные, помчались вниз к пустыне. Закачали ферулы развесистыми желтыми головками.

Бражнику холодно. Ему надо прятаться в укромное местечко, он мелко вибрирует крыльями, согревается работой мышц, сейчас, наверное, сорвется с тента, улетит. Торопливо я навожу на него фотоаппарат, и вдруг слышу чужой неожиданный голос.

— Что делаешь? Карточка дикой пчелы будет!

Рядом со мной всадник. Ехал мимо, увидал палатку, захотел узнать, кто такие. За перевальчиком его юрта, скот.

— Что интересного? — спрашиваю я неожиданного посетителя.

— Ничего нет интересного. Пасем баранов, гоняем волка, скоро пойдем в горы. Дождь хороший, трава хорошая, бараны траву едят, жирные будут. Еще вот тут за горкой сладкий камень нашел.

— Какой такой сладкий камень? — удивляюсь я.

— Самый настоящий, темный, блестит, языком тронешь — сладко.

Пастух рассказывает что-то необычное. Надо посмотреть. Мы оба идем за горку искать сладкий камень. Мелкий красноватый щебень хрустит под ногами, тонко и жалобно скрипят желтые ферулы, а красные маки, раскачиваясь от ветра, роняют на землю нежные лепестки.

— Вот сладкий камень, смотри!

Под зелеными кустиками караганы круглым темным пятном выделяется на светлом фоне неба щебень. Он поблескивает, будто покрыт лаком.

— Бери, не бойся, пробуй, сладкий! — уговаривает меня мой спутник.