Леонид Баскин - Этология стадных животных

Особенно интересным оказалось поведение овцы № 2. Наблюдать за ней было нелегко. Раньше овцы не обращали внимания на мою работу, на то, что я упорно шел сзади. Эта же после нескольких минут наблюдений стала тревожно оглядываться, прекратила пастьбу и постаралась избавиться от моего навязчивого преследования. Некоторое время мы бродили из конца в конец отары. Но такие прогулки не входили в мои планы. Мне было важно, чтобы она вела себя естественно. Пришлось оставить ее на время в покое, а потом уже издали продолжать наблюдение.

Овца № 2 действительно предпочитала находиться в авангарде, хотя нередко впереди нее паслись две-три овцы. Больше всего поразила самостоятельность ее поведения. Она переходила с места на место, не обращая внимания на соседей. Наоборот, я заметил, что за ней неуклонно следовали три овцы, можно сказать, ее подружки. По крайней мере, моя «номерная» овца не отгоняла их, позволяла кормиться рядом, не убегала прочь. Впрочем, они обычно паслись на полкорпуса сзади, не мешая ей и не составляя конкуренции.

Когда отара поворачивалась, моя «вторая» овца нередко оказывалась в арьергарде отары. Некоторое время она паслась здесь, но, видимо, теснота ей не нравилась, она прекращала пастьбу и, выбрав направление, шла, уже нигде не задерживаясь, пока не оказывалась снова впереди стада.

За такими работами дни проходили незаметно. Для меня уже привычными стали работа в отаре, ночлеги в песках. Каждый третий день мы поворачивали отару назад, к цистерне, поить овец. Дважды мы никого там не заставали и, напоив животных, вновь уходили в пустыню. Пишик-ara расчетливо использовал пастбища по секторам, так что всякий раз справа от нас оставался уже стравленный участок. Овцы не любят кормиться там, где еще сохранился запах прошедшей недавно отары, ищут чистое место. И эта особенность поведения помогает управлять отарой: не опасаешься ухода овец на уже стравленный участок.

Я затеял суточное дежурство. Каждые четверть часа записывал, какая часть отары пасется, какая переходит на новое место, собравшись в походные колонны. Отдельно отмечал легших на отдых. Кроме того, измерял шагами пройденный овцами путь, ширину использованной полосы пустыни, записывал еще многое другое. Почему-то когда наблюдаешь за животными, все время видишь что-то интересное.

Начинать дежурство всегда легче, чем заканчивать. В первые часы полон энтузиазма, пишешь много лишнего. К вечеру устаешь, уже действуешь строго по программе. Ночью отара пасется лишь один-два часа, так что удается поспать. Зато на следующий день уже ждешь не дождешься конца работы. Как велико искушение все оросить, как сомневаешься: нужны ли твои занятия кому-нибудь?

С полудня чабаны стали подгонять овец энергичнее, вскоре собрали их воедино. Километра три мы прошли ходом. За барханом показалась цистерна и машина-водовозка. Разом отара загомонила, кинулась к машине. С блеяньем овцы бродили вокруг, видимо, хорошо зная машину.

— Любят ее. Знают, что воду дает, — смеялся Пишик-ага. У машины нас ожидал Нурягды, бригадир, только что вернувшийся из Бахардена. После его короткого приказания Овезли поймал овцу, повалил, связал ноги. Подошел Нурягды, что-то пошептал — видимо, помолился за ее душу — и перерезал горло. Кинжал у него был такой внушительной длины, что я невольно вспомнил, что в былые времена туркмены слыли отважными разбойниками, немало попортившими кровь окрестным эмирам.

Пока Нурягды обдирал овцу, Пишик-ага с помощью шофера и Овезли напоил отару. Протянув резиновый шланг от машины, шофер наливал воду в бетонные поилки, а Пишик-ага, отталкивая наиболее нетерпеливых овец, следил за порядком. Одновременно могло пить несколько десятков овец, остальных Овезли удерживал в стороне, пропускал на водопой группами.

Глядя на толпящихся овец, я опять подумал: «До чего они похожи». Можно было проследить за одной — как она протискивалась вслед за другими поближе к воде, пугалась взмахов рук Овезли, искала другой путь, но стоило отвести глаза, и я уже не мог вновь найти ту, за которой наблюдал.

В нашем институте работал Дмитрий Викторович Радаков, он изучал поведение океанических рыб, нырял за ними в океан в скафандре или батискафе [13]. Мы дружили с ним, часто беседовали.

Дмитрий Викторович показывал отснятые под водой фильмы, где гигантские стаи рыб кружили в загадочном хороводе. Я вспоминал эти фильмы, сидя на склоне бархана над отарой, она напоминала мне стаю рыб. Вдруг возникавшие «течения» выносили наружу группу животных, возникал выступ, щупальце. Если Овезли успевал напугать овец, они поворачивали вспять. Однако случалось, что «щупальце отрывалось» у основания, и группка бегом устремлялась к воде.

Кто из овец был инициатором этих движений, заметить было невозможно. Радаков, рассматривая свои кинопленки, убедился, что постоянных вожаков у стаи не было — желание двигаться в одном направлении возникало сразу у нескольких рыбок. У стаи появлялся коллективный вожак. Понять, как это происходит у овец; без кинокамеры я не мог (рис. 1).

Рис. 1. На рисунке, сделанном с киноснимка, стрелки изображают отдельных овец (наконечники — их головы). Этапы 1—10 соответствуют выявлению группы лидеров в отаре

После водопоя отара легла отдыхать, а мы принялись за тушеную в сале баранину — коурму. Чудная вещь коурма, особенно когда макаешь в нее лепешку, да еще удается подхватить, прижать к лепешке кусочек мяса.

На ночлег остановились неподалеку от цистерны. Здесь было мало корма, барханы разбиты копытами овец. Стоило ветру усилиться, как над барханами начинали куриться тонкие струйки поднятого в воздух песка.

Уже смеркалось. Овезли пас отару поблизости. Нурягды остался в лагере, а мы с Пишик-ага пошли за дровами. Старик знал где-то неподалеку хороший лесок саксаула. Ветер выдул песок из-под корней деревьев, обнажились длинные сухие узловатые плети. Их нетрудно было выкорчевать из песка.

Осматривая бархан за барханом, мы постепенно собрали две хорошие вязанки хвороста. Я отошел от Пишик-ага немного в сторону, когда заметил, как по гребню бархана метнулась рыжеватая фигура. Тотчас где-то там в котловине раздался визг. Я бегом кинулся вверх по бархану и увидел с гребня крупного каракала, только что поймавшего зайца. Шум песка, осыпавшегося под моими ногами, вспугнул песчаную рысь, она бросила зайца. Когда я подбежал, он был еще живой. Памятуя привычки своих товарищей, я тотчас перерезал ему горло ножом.

Пришел Пишик-ага. Он внимательно осмотрел зайца. Я спросил его:

— Давленину есть будешь?