Альберт Терхьюн - Лэд

Но Титус Ромейн остановил ее.

— Денег в это стадо я вложил тьму-тьмущую, — заявил он. — Больше, чем мог себе позволить, честно скажу. И я много читал о том, как разводить овец. В книгах говорится, что для овечек наиглавнейший враг — это драчливые собаки. И если вы хотите сказать, что эта ваша здоровенная псина не драчливая, то уж не знаю тогда, кто драчливый. Так что предупреждаю вас…

— Если с вашими овцами что-то случится, мистер Ромейн, — остановила поток сердитых слов Хозяйка, опережая очередной взрыв эмоций со стороны мужа, — я гарантирую, что Лэд не будет к этому причастен.

— А если будет, то тогда я гарантирую вам, что пристрелю его, а на вас подам в суд, — ответил мистер Титус Ромейн.

На этой дружественной ноте стороны расстались: Ромейн вернулся к своим рассыпавшимся по склону овцам, а Хозяйка повлекла кипевшего от злости Хозяина прочь с поля брани. Лэд трусил следом.

— Ну вот и дождались, теперь от проблем спасу не будет! — досадовал Хозяин на пути к дому. — Я могу тебе точно сказать, что произойдет. Из-за того, что несколько одичавших псов зарежут одну или две овцы, в округе все до единой добропорядочные собаки окажутся под подозрением. Если хоть один баран Ромейна поцарапает ногу колючкой, винить будут Лэда. Если какая-нибудь дворняга из деревни распугает его овец, преступником сочтут Лэда. Столько лет мы мирно прожили в Усадьбе, и вот она — наша первая соседская распря!

Хозяин говорил с пессимизмом, который его жена не разделяла, да и сам он, по правде говоря, не очень-то верил в то, что сказал. Обитатели Усадьбы всегда поддерживали добрые отношения со своими немногочисленными соседями, а также с жителями деревни на противоположном берегу озера, коих насчитывалось несколько сотен. И хотя из девяноста сельских конфликтов восемьдесят девять разгораются из-за домашних животных, собаки Усадьбы никогда не становились причиной раздоров.

Тем не менее не прошло и трех дней, как в Усадьбу, еще до завтрака, заявился шумно негодующий Титус Ромейн.

В ожидании Хозяина он переругивался на веранде со старшим работником Усадьбы. Рядом с Титусом стоял его «наемный человек» — угрюмый великан по фамилии Шварц и с соответствующим акцентом.

— Что ж! — мрачно приветствовал Ромейн Хозяина, когда тот вышел на веранду. — Что ж, я все угадал точно! Он-таки сделал это. Он это сделал. Мы его чуть не поймали, прям на месте преступления. Он разделался с четырьмя моими лучшими овцами! С четырьмя! Негодный барбос!

— О чем вы говорите? — потребовал разъяснений Хозяин.

В этот момент, привлеченная грозными интонациями посетителя, к ним присоединилась Хозяйка.

— Я говорю о вашем здоровущем кобеле! — ответил Ромейн. — Я сразу понял, что он сделает это, как только сможет. Да, понял сразу, когда увидел, как он гоняет моих бедных овец на прошлой неделе. И я вас тогда честно предупредил, вас обоих. А теперь он это сделал!

— Сделал что?

Хозяин на глазах терял терпение.

— Какой еще кобель? — недоумевала Хозяйка. — Вы говорите о Лэде? Если вы…

— Я говорю о вашем громадном коричневом колли! — выпалил Титус. — Он взял и загрыз четыре лучших моих овцы. Сделал это ночью и нынче рано утром. Мой работник застал его, когда он разделывался с последней из них, и прогнал его прочь, но мерзкая тварь уже прикончила овечку! А остальных он втихаря убил.

— Чушь! — отозвался Хозяин. — Вы говорите чушь. Лэд никогда бы не тронул овцу. И…

— Да вы всегда так говорите, когда в чем-то обвиняют ваших собак или ваших детей! — грубо оборвал его Ромейн. — Но на этот раз вам не поможет…

— Вы говорите, это случилось минувшей ночью? — перебила его Хозяйка.

— Да, ночью и на рассвете. Шварц, вот этот…

— Но каждую ночь Лэд спит в доме, — возразила Хозяйка. — Он спит под пианино, в нашей музыкальной комнате. Там он проводит все ночи — еще с тех пор, как был щенком. Горничная, которая подметает комнаты на первом этаже перед завтраком, выпускает его на улицу, когда приступает к работе. Поэтому он…

— Можете выгораживать его как угодно! — перебил ее Ромейн. — Этой ночью он дома не ночевал, что бы вы ни говорили. И утром тоже его тут не могло быть.

— Утром — это во сколько? — спросил Хозяин.

— В пять часов, — подал голос Шварц из-за спины работодателя. — Я это знаю, потому что обычно в это время просыпаюсь. Первым делом я вышел, чтобы открыть ворота скотного двора и выгнать овец на пастбище. И сразу увидел, что тот большой пес рычит над овцой, которую только что прикончил. Он увидел меня и вылез между жердями в изгороди — тем же путем, каким проник внутрь. Потом я пересчитал овец. Одна была мертва — та, которую пес только что убил, — а еще трех недоставало. Мы долго искали их тела, но так и не смогли найти.

— Ага, наверняка Лэд проглотил их, — вставил с иронией старший работник Усадьбы. — И это так же правдиво, как и остальные ваши россказни. Да Старый Пес скорее…

— Ты хочешь сказать, что видел Лэда — видел и узнал его — на скотном дворе мистера Ромейна? Видел, как он рычит над только что убитой им овцой? — спросила Хозяйка у Шварца.

— Вот-вот, — подтвердил Шварц. — И я…

— И он готов принести присягу перед судом! — добавил Титус. — Если только вы не заплатите мне сполна, чтобы я не пошел в суд. Эти овцы стоили мне ровно двенадцать долларов и десять центов за голову, и купил я их неделю назад на рынке в Патерсоне. А с тех пор цена за овцу выросла на целых сорок центов. Вы должны возместить мне стоимость четырех овец, то есть ровно…

— Я вам ни одного цента не должен! — возмутился Хозяин. — Ненавижу суды сильнее, чем краснуху, но я буду бороться с этим идиотским обвинением и дойду до апелляционной коллегии, если потребуется…

Хозяйка взяла маленький серебряный свисток, который висел у нее на поясе, и дунула в него. Не прошло и минуты, как со стороны озера через газон принесся веселый Лэд, весь мокрый после утреннего купания. Он прибыл по призыву Хозяйки и встал перед ней, ожидая команды, не обращая внимания на других людей.

В солнечном свете коричневая с белым шуба большого пса влажно блестела. Каждая линия его тела была упруго напряжена, и он не сводил преданного взгляда с лица обожаемой Хозяйки. Обычно свистком призывали по более важным вопросам, чем просто словом.

— Фот эта самая собака! — вскричал Шварц. От наплыва чувств немецкий акцент в его низком голосе зазвучал сильнее. — Она самая. Кровь смыло водой во время купания. Но собака именно та. Я бы завсегда ее узнал. И я уже наслышан был о ней, федь мистер Ромейн говорил мне, чтобы я поглядывал, не бродит ли она вокруг овец, да. Поэтому я…

Хозяин склонился над Лэдом и осмотрел его пасть.

— Ни крови, ни шерсти! — объявил он. — И посмотрите, как он ведет себя! Если бы ему было чего стыдиться…