Павел Мариковский - По Семиречью

Мне не дождаться конца безудержных воздушных танцев крошечной пчелки-кукушки. Я охочусь за ней. Один раз удался взмах: пчелка в сачке, но пулей вылетает из него и вновь за свои полеты. Будто ничего и не произошло.

Другой раз сильным ударом удается поддеть ее вместе с солидной кучкой песка. Но неожиданно отяжелевший сачок вырывается из рук и, описав дугу, падает в густые заросли, и, пока я подбегаю к сачку, моя добыча уже успевает освободиться из плена. Тогда я терпеливо жду, когда она, такай неуемная и бесстрашная, заберется под землю.

Дождался, прижал с силой ладонью землю и через минуту смотрю, как пчелка мечется уже в пробирке. Хорошо видна большеглазая голова, светлые, почти желтые ноги, плоское, темное снизу и пестрое сверху брюшко. А на груди между ногами что-то необычайное. Маленькая цепкая личиночка жука-майки впилась челюстями в тоненькую перепоночку члеников, размахивает ногами-культяпками.

Так не потому ли металась из стороны в сторону крошечная пчелка, ныряла в песок, пытаясь сбросить с себя ненавистного врага?

Личинке майки нужно только добраться с пчелкой до кладовой пыльцы и нектара. Здесь она бы сама покинула свой живой самолет и, оказавшись в подземелье с богатыми кладовыми, принялась бы уничтожать запасы провизии и деток как хозяйки норы, так и самой кукушки. Таков уж ее древний обычай.

Маленькой пчелке-кукушке отнести бы ее в чужое подземелье, избавиться от недруга и успокоиться. Но видимо, не полагается пчелке-кукушке нести на себе коварного врага, хотя бы даже и в чужой дом. Впрочем, как чужой, если в него подбрасывается и собственное яичко!

Вдали видны лёссовые обрывы, изрешеченные норами. Не поискать ли и там новых знакомств с насекомыми?

Едва я подошел к самому краю обрыва, как из многочисленных нор вылетели галки и подняли истошный крик. К ним присоединились изумрудно-зеленые сизоворонки. Несколько голубей просвистело в воздухе. Из-за птичьего переполоха с речки поднялась стайка чирков-трескунков, из тростника тяжело взлетела перепуганная серая цапля. Потом откуда-то появилась парочка уток-отаек и, издавая громкие, тоскливые крики, стала кружиться надо мной.

Здесь был настоящий птичий рай.

«Наверное, здесь и рай для насекомых», — подумал я.

Но сколько ни бродил, не мог их найти.

Впрочем, как я сразу не догадался! Ведь такая орава птиц, жителей обрывов, давно уничтожила возле своих гнезд всех шестиногих обитателей пустыни.

Птицы — обитатели обрывов — обеспокоены появлением человека. Мне их жаль, я отхожу в сторонку и усаживаюсь среди кустиков чингиля. Понемногу птичий мир успокаивается. Но с краю обрывчика появляются две сизоворонки. Сверкая ярким светло-зеленым и синим оперением, они крутятся в воздухе, выписывая замысловатые фигуры, играют. И громко кричат. Видимо, так заведено не только у детей: играть и кричать.

Голоса сизоворонок пронзительные. Они выражают радость, ликование жизни. По-другому сизоворонки кричать не умеют. Такими голосами их наделила природа.

Тогда из одной норы показывается серая голова со светлыми глазами. Еще мгновение — и вылетает галка. Она свирепо набрасывается на сизоворонок, прогоняет их и деловито спешит обратно в свою нору. Она занята, у нее важное дело — высиживать птенцов.

Проходит несколько минут. Сизоворонкам плохо вдали от обрыва. У них тоже там свое гнездо, хотя и без яичек. Постепенно, сверкая ярким одеянием, они приближаются к обрыву, и все повторяется сначала. Но на этот раз галка очень рассердилась, и легкомысленной парочке достается. Ну что ж! Она права. Надо думать не только о себе и знать меру развлечениям, особенно, когда другие требуют тишины и покоя.

Дни в ясневой роще пролетали легко и незаметно. Еще бы! Тяжелый рюкзак не давит плечи, не надо преодолевать трудные подъемы и спуски. Все тяжести похода позади, а здесь только легкие прогулки, и всюду так много интересного.

И опять встречи с насекомыми. Они везде, самые разные, и никак не пройти мимо них.

На светлой земле, прикрытой редкими разноцветными камешками, от кустика солянки-кохии и зарослей сине-зеленой селитрянки тянется оживленная цепочка муравьев-крематогастеров. Где-то в кустиках солянки находится гнездо этих деятельных созданий, оттуда они спешат с тонкими брюшками, обратно же возвращаются с набитыми. Конечно, юркие крематогастеры разведали колонию тлей и вот сейчас пируют, нагружаются сладкими выделениями.

Жара заметно спадает. С каждой минутой становится прохладнее. На небо набежали высокие прозрачные перистые облачка и слегка прикрыли солнце. С каждой минутой больше и муравьев, и вскоре их так много, что по тропинке уже тянется беспрерывная лента и они едва не касаются друг друга. Муравьи поблескивают красными головками и черными, как сердечко, брюшками. Наверное, и тли очнулись от жары, энергичнее стали сосать растения и чаще выделять подачки своим опекунам.

С реки донеслись трели соловьев. Мелодичную песню завел удод. Зазвенели в воздухе комары. Я прихлопываю несколько штук и бросаю на тропинку с деятельными крематогастерами. Возле каждого комара муравьи сейчас же сбиваются кучкой, вгрызаются челюстями в добычу, тянут ее каждый себе, потом самый сильный спешит с ней домой, отбиваясь по пути от домогательств добровольных «помощников».

Муравьи-бегунки, любители солнца и жары, давно забрались в свои подземелья и засели там до следующего дня. Но один неуемный опоздал и спешит домой. Вот на его пути колонна крематогастеров. Дорога перерезана. Испуганный прыжок назад, потом вновь попытки проскочить заколдованную черту. Незнакомцы малы, зато их много, и осторожный бегунок хорошо ощущает опасность. Наконец бегунок быстро перескакивает колонну и мчится по заранее взятому направлению. Но теперь, когда путь к дому свободен, любопытство останавливает его. Он возвращается к муравьям, отскакивает от них и вновь подбегает. И так много раз. Надо же узнать, чем занят этот маленький народец и что он собирает на этой голой и бесплодной земле. Нельзя ли и самому чем-нибудь поживиться?

Бегунок смелеет и, как челнок, снует в обе стороны.

Малыши-крематогастеры сильно поглощены походным маршем и не обращают внимания на незнакомца. А он все мечется, все ищет поживы и ничего не находит.

И вдруг повезло! На пути малыш гордо шествует с комаром. Молниеносный скачок — добыча схвачена, и понесся довольный и счастливый бегунок через камешки и соринки к себе домой, размахивая длинными усиками. Не беда, что на комаре висит, не разжимая челюстей, упрямый крематогастер. Что он значит один, такой крошечный, в сравнении с великаном-разбойником.