Павел Мариковский - По Семиречью

Еще в начале ущелья рядом с тропинкой на скалах нам встретились изображения родовых знаков, несколько рисунков горных козлов и баранов. Первая же прогулка вверх по ущелью дала богатый материал, тетрадь полевых записей за день была заполнена рисунками, а все запасные кассеты с фотопленкой израсходованы. На каждом шагу скалы были испещрены рисунками козлов: тонкими, стройными и толстыми, безобразными. Одно из изображений по характерной горбатой морде, без сомнения, запечатлело сайгу — второго после джейрана типичного представителя пустыни из парнокопытных.

Некоторые картинки на скалах особенно интересны. Горного козла преследует красный волк. За оленем с большими, раскидистыми рогами бежит маленький олененок, а справа громадный волк с разинутой пастью напал на тщедушного олененка и уже занес над ним свою лапу. Часть скалы, на которой нанесен этот рисунок, обвалилась, и волк оказался без хвоста. В другом месте высечен очень слаборазличимый рисунок человека с распростертыми руками, а под ним изображение козла и двух верблюдов.

В ущелье Тайгак чаще, чем где-либо, встречались рисунки оленей. Хорош рисунок, где самец высечен рядом с безрогой самкой. Звери как будто замерли в ожидании и осторожно заглядывают вперед. Выше этой группы маленькое, но искусно выбитое изображение козла в типичной позе. Ниже одного из рисунков оленей изображено непонятное животное — может быть, черепаха.

Иногда рисунки отражают сценки из жизни зверя. Два козла с громадными рогами сошлись друг с другом и вот-вот вступят в бой. Под защитой одного из козлов укрывалась самка. Очень хороши фигуры козлов, стройно шагающих друг за другом, а на рисунке рядом в каком-то извечном спокойствии застыли один перед другим фигуры козла и волка.

Способ изображения всадников довольно стереотипен. Лошадь и человек нарисованы в профиль. Левой рукой наездник держит повод, правой — нагайку. Ноги всадника свободно опущены вниз, без стремени. Пользуется нагайкой и всадник, едущий верхом на олене. В небольшом количестве олень, или, как еще называют обитающий в Азии его подвид, марал, и ныне живет в горах Заилийского и Джунгарского Алатау. Весьма возможно, что в давние времена, когда маралов было много, он мог забегать из Джунгарского Алатау и в горы Чулак.

А вот панорама коллективной охоты на козлов и марала. Тут и пешие и конные стрелки из лука, и собаки, преследующие раненого зверя, и безоружные загонщики. В другом месте стрелок целится с колена из засады, а загонщик стоит на спине лошади, чтобы видеть, куда бежит животное, и предупредить криками об этом стрелков. Аналогичный сюжет и на другом рисунке, с той разницей, что объектом охоты служит не козел, а марал.

Видимо, не обходилось и без курьезов на охоте, когда ловкие охотники добывали козлов арканами, о чем можно судить по другому рисунку. Иногда изображение носит умышленно комический оттенок. Таков козел с хвостом собаки или лошадь с горбами верблюда. Впрочем, быть может, художник так неумело нарисовал седло.

На большом плоском и загоревшем камне художник изобразил картину с многочисленными действующими лицами. Не кажется ли, что это вооруженная стычка между двумя неприятельскими отрядами? Один из археологов, впоследствии увидевший у меня копию этого рисунка, вначале принял его за изображение войны. И мне рисунок показался сначала таким же. Но первое впечатление оказалось ошибочным. То, что было вначале принято за войну, оказалось совершенно иным, а именно праздником. В левом углу, взявшись за руки, широко расставив ноги, танцуют мужчины, устроив что-то похожее на хоровод. Справа от этой группы стоят женщины, в широких шароварах. Они держат в руках луки, повернутые древком к себе и тетивой от себя. По натянутой тетиве-струне водят стрелой-смычком. Со всех сторон на праздник спешат, погоняя лошадей нагайками, гости. У художника, видимо, не хватило терпения или времени, и крайние правые фигуры музыкантов выбиты грубо, схематично, почти условно.

Наиболее замечательны в этом рисунке музыкальные инструменты. Собственно, это уже не луки, хотя и необыкновенно сходны с ними. От луков их отличает резкая изогнутость. Тон звука, по всей видимости, менялся нажатием на древко этой своеобразной скрипки. Ослабевая или натягиваясь, тетива издавала различные звуки, из которых и слагалась мелодия. В глухих аулах Казахстана и поныне у стариков можно встретить подобный инструмент, с той только разницей, что посредине древка, под тем местом струны, по которому водят смычком, пристроена маленькая коробочка-резонатор.

Так грубоватый рисунок в глухом ущелье Тайгак приоткрывает завесу над историей происхождения смычковых инструментов, родоначальником которых, весьма вероятно, могло служить оружие охоты, защиты и нападения — обычный лук. Но как сложен и длителен был путь от лука до современной скрипки, от песни охотника-дикаря до современной классической музыки!

Разглядывая рисунки, я незаметно дохожу до группы довольно больших диких яблонь. Они давно отцвели, и на ветвях видны завязавшиеся плоды. Из кустов карликового боярышника напуганный шумом шагов выскакивает на скалы и скрывается в глубокой расщелине небольшой серый зверек с пушистым хвостом и большими черными глазками. Я едва успеваю опознать в нем лесную соню. Каким образом типичный лесной грызун приспособился к жизни в почти голых горах? Не является ли он, как и рисунок маралов, признаком когда-то значительно более богатых древесных зарослей?

Еще выше в горах начинают встречаться отдельные куртинки высокогорного растения — арчи. Отсюда рядом вершины гор Чулак. Одна за другой толпятся вершины. Ущелья то сходятся вместе, то разбегаются в разные стороны. В скалах свистит ветер, воет в узких проходах. В густой сизой дымке видна пустыня. На горизонте, черная на светлом фоне неба, как изваяние, застыла фигура козла с большими ребристыми рогами. В далеком распадке промелькнула рыжая фигурка лисы. Совсем близко в воздухе проплыли, высматривая поживу, белоголовые сипы.

На некоторых вершинах стояли пастушеские столбы, сложенные из плоских плиток серого камня. Один из столбов казался особенно большим, но до него пришлось долго добираться. Он представлял собой что-то похожее на кибитку и был накрыт сверху несколькими большими плитами. Внутри столба (кибитки) можно было улечься, слегка подогнув ноги. Но сверху просвечивало небо, сквозь многочисленные щели в стенках свободно проникал ветер. Столб имел только старинное ритуальное значение.