Наталья Крудова - Сиамская овчарка

Как она удивилась, когда проснулась! Пыталась снять ошейник зубами, долго и яростно чесала себе шею. Убедившись, что от ошейника не освободиться, Варька презрительно забыла о нём. Щенки в таком случае долго скулят и бьются.

Варька забыла про ошейник, но всё время помнила о двери. И стоило мне отвлечься, принималась за неё, стараясь урвать куски побольше. Я вставала со своего места, волчица переставала грызть дверь и сидела, судорожно зевая от скуки.

Тогда я решила вывести её погулять. Но сначала надо было продеть цепь через кольцо ошейника. Варька меня по-прежнему к себе не подпускала, наверное, помнила, как я обманула её в зоопарке. Пока я думала, волчица, ошалев от скуки, опять начала бессмысленно прыгать в углу. В это время пришла моя подруга Нинка.

— Хорошая волчица, — сказала она. — Давно?

— Неделю.

— Гулять ходила?

— Нет.

— Ну, давай сейчас.

Варька в это время залезла под диван. И мы пошли на хитрость. Привязали к цепочке жёсткую верёвку и отодвинули диван. Нинка стала кривляться и прыгать перед Варькой, чтобы привлечь её внимание. Варька смотрела на неё с холодным удивлением. Я забралась на диван и просунула цепочку в кольцо ошейника, а пропущенный конец подтянула к себе кочергой. Теперь Варька была на цепочке.

Я потянула её к двери, но она упиралась, хрипела, потом бросилась на меня.

Я отскочила и стала советоваться с Нинкой.

— Сделаем растяжку?

— Давай.

Растяжка — это второй поводок. Если волчица бросится на меня, Нинка её удержит, если на неё — я оттащу.

Мы сделали растяжку, и я открыла перед Варькой дверь. Она сразу поняла, что выпускают. Понеслась по коридору, мы открыли дверь, и она бросилась в лестничный пролёт с площадки второго этажа. Наверно, решила сократить путь. Повисла на ошейнике. Мы вытащили её, и она тут же снова бросилась сквозь прутья перил. И так раз шесть, пока поняла.

Натягивая поводки, Варька бросилась через дорогу, мы бежали за ней. На той стороне улицы нас остановил милиционер. Пока он объяснял, где надо переходить улицу, Варька рвалась и металась, как дикая лошадь. Милиционер заинтересованно посмотрел на неё.

— Какая порода? — спросил он.

— Волк, — ответила Нинка.

Не поверив, милиционер рассмеялся.

Варька поволокла нас в садик между домами.

Спотыкаясь друг о друга, мы обежали его раз десять. Варька нюхала землю и воздух, неутомимо таскала нас по кругу, потом стала валяться в грязных листьях. Тут она запуталась в поводках и поняла, что она не свободна. В отчаянии она кинулась на меня, прямо в лицо. Нинка натянула свою верёвку. Варька стала кидаться на неё, раз двадцать без передышки. Я вцепилась в свою цепочку почти у самого ошейника, чувствуя лицом и руками тепло её разгорячённого бегом тела.

Варька искала способа освободиться. Она взяла зубами конец свисавшей из моих рук цепочки, долго носилась с ней, потом стала закапывать в листья. Это не помогло, и она решила запутать следы. Она опять побежала по садику, петляя и делая большие скачки в сторону. Мы бегали за ней, продираясь сквозь колючие декоративные кусты, стукаясь о скамейки. Внезапно она успокоилась и села. Я нерешительно дернула её за цепочку. Варька послушно пошла. Мы повели её домой. Знакомый милиционер засмеялся издали, вспомнив Нинкино остроумие.

В эту ночь волчица впервые взяла у меня из рук еду. Аккуратно слизнула с ладони кусочки мяса.

По ночам мы с Варькой ходили по комнате. Я по одной стороне, волчица — по другой. Так мне меньше хотелось спать, а Варька не грызла дверь. Днём я разрешала ей доламывать всё, что хотелось. Раз я привела её к себе жить, пусть она переделывает всё, как ей нравится.

Однажды Нинка пришла ко мне ночевать. Я очень обрадовалась. Во-первых, обрадовалась просто так, во-вторых, подумала, что Нинка будет ходить вместо меня вдоль стены, а я высплюсь. Вечер прошёл спокойно, и мы все заснули. Я легла с краю. Дело в том, что волчица во время своих ночных прогулок по комнате диван не огибает, а пробегает по нему, держась ближе к стенке.

Заснули мы сразу. Я не спала уже несколько ночей, а Нинка только что вернулась с происшествия. Она работает в милиции.

Громкий стон разбудил меня. Варька наступила Нинке на голову. Волчица стояла на столе. Двумя лёгкими прыжками Варька промчалась вдоль стенки и принялась за дверь.

Тогда мы решили ходить по очереди. Я встала первая. И тут Варька легла на диван рядом с моей гостьей. Я не знаю, почему она так решила. Стараясь особенно не шевелиться, Нинка сказала:

— Вот видишь. Так надо приручать волков. Она видит меня второй раз в жизни и уже полна доверия…

Волчица тихонько сдирала зубами ремешок от часов с Нинкиной руки. Она смотрела на Нинку наивными щенячьими глазами.

Я очень ревную своих зверей. И мне захотелось вышвырнуть Нинку на лестницу.

— Ей скучно с тобой, — сказала Нинка, — вот она и потянулась ко мне.

Варька тянула ремешок из её рук, а Нинка шутя отнимала. Так они играли. А я сидела в кресле и мрачно смотрела на них.

— Зверь считается абсолютно ручным, — небрежно продолжала Нинка, — когда он разрешает к себе прикасаться. Вот смотри…

Она протянула руку. Лёгкий поворот Варькиной головы, и… кровь на руке. Мне стало немного легче. Хотя и жаль Нинку. Я поняла, что Варька ещё не принадлежит никому.

Я подала Нинке пол-литровую бутылку с йодом и бинт. Спать не хотелось.

Мы сидели и разговаривали.

— Я не знаю, — сказала Нинка, — должны ли люди держать волков.

— Я тоже не знаю.

— А куда ты денешь её после отпуска?

— Оставлю у себя.

Варька села рядом с нами и с задумчивым видом стала грызть шнур от настольной лампы.

— Пора тебе заняться чем-то стоящим, — твёрдо продолжала Нинка, — волки, змеи — это для души…

— Сейчас ударит током, — сказала я и скатилась с дивана.

Нинка тоже вскочила, схватив Варьку на руки. Волчица была так испугана, что забыла её укусить.

После этого потрясения мы все быстро заснули и спали долго, часа два. Проснулись от того, что Варька раздирала наш диван. Моему терпению пришёл конец. Я взяла цепочку и несколько раз ударила Варьку. Она не огрызалась, не пряталась, просто удивлённо смотрела на меня и вдруг примирительно забила хвостом. Потом она глубоко вздохнула и стала жевать вырванную из дивана травинку. Больше я не била её никогда. Она не поняла даже, за что её наказали. Она ведь не нападала на меня, не крала у меня мясо. А что били за какую-то тряпку, набитую соломой, это ей и в голову не могло прийти…

Теперь мы каждый день ходили гулять. Варька на меня больше не бросалась и не прыгала в лестничный пролёт. Она приветливо махала хвостом встречным собакам, а они лаяли до хрипоты или, поджав хвост, тащили своих хозяев подальше от нас.